Маша без медведя
Шрифт:
Я потёрла лоб.
Сейчас слова прозвучали для меня немного странно, как хорошо утопленные в более свежих воспоминаниях, но нужный ответ появился совершенно естественно, хоть и немного медленно:
— Плохо? Н-нет. Почему?
— Да, просто, смотрю — довольно прохладно, а у вас платье совсем летнее, да и обувь лёгкая… Не замёрзли? Может, скорую вызвать?
— Нет-нет, спасибо! — я подскочила, соображая, что такое «скорая». «Скорая городская стража»?! — Спасибо, не надо! Со мной всё хорошо, извините! Всего доброго! — я торопливо пошла вдоль улицы, чувствуя спиной подозрительный взгляд. Вызовет ведь, чего доброго!
Я свернула в первую попавшуюся арку и оказалась в замкнутом
Сразу за входом на стене в два ряда висели крохотные ящички с крупными знаками посередине — на каждом по одному-два. Похоже, почтовые. На приступке рядом с ящичками в ряд было разложено несколько стопок тонких листов сероватой бумаги, испещрённых какими-то текстами, сложенных вчетверо. Немагический текстовый способ передачи информации.
Вспомнила, как это называется! Газеты! По виду — свежие. Сбоку — пачка похожих, но как будто сильнее пожелтевших. Невостребованные? Если просто так навалены — наверное, можно брать? Хотя, в моём положении не до дурацкой щепетильности. Взяла несколько, на всякий случай.
Подъезд был просторный, лестница поднималась по широкой квадратной спирали, а в центре этого квадрата как раз и шла лифтовая шахта. И именно сейчас кто-то ехал вниз.
Я не стала дожидаться, пока этот кто-то выйдет, в свою очередь начнёт задавать дурацкие неудобные вопросы, и заторопилась наверх. Лестница миновала площадку четвёртого этажа и завернула дальше, за лифт. Через два пролёта обнаружилась совсем уж крохотная площадочка с дверью хозяйственного вида и круто уходящей наверх чердачной лестницей. На люке чердака висел внушительный замок.
Я расстелила газеты и села на верхнюю ступеньку.
Так. Первая икринка. Сосредоточиться!
Я старалась дышать глубоко и размеренно, и вскоре ощущение от окружающего пространства сделались тягучими, как мёд.
Щёлк! Словно лопнула натянутая плёнка.
Первая рыбка — крошечная, как малёк форели, но ярко-оранжевая — шевелила своими невесомыми плавничками.
Из памяти поднялось надёжно заблокированное воспоминание. Я маленькая, иду из школы со своим огромным портфелем из грубой искусственной кожи, в него ещё не влезала… как же называлась эта штука? Рабочая тедрать, вот как! Интересно, кого драть предполагалось? А на корке что-то зелёно-оранжевое было по уголкам, то ли белочки, то ли кустики, сейчас уже и не вспомнить. Так вот тедрать эта никак не влезала в портфель, приходилось уголки подгибать, а это нервировало меня страшно — я, вообще-то, люблю, когда вещи гармонично сочетаются.
Ну, ладно.
Так вот, иду я, маленькая — всегда мелкая была, от горшка два вершка — шапка с помпоном, курточка синяя, от соседского пацана на год старше меня доставшаяся, и его же бывшие осенние ботинки. Бедно мы, выходит, жили, раз уж мама с радостью приняла соседкин дар.
Последним уроком была физкультура, я решила, что форменное платье можно обратно и не надевать, скатала его аккуратным (ну, мне так казалось) валиком, а домой пошла в спортивном костюме — брючки тонкие трикотажные и футболка под курткой. Колготки шерстяные тоже в портфель сунула — это ж как долго: снимать штаны да их поднадевать! Чего я, не добегу, что ли, десять минут?
А на улице мозглота — дождь косой, с пронизывающим ветром! И разразилась вся эта красотища, пока я в школе была.
Трико! Вот как эти штанишки назывались! И продувались эти трикошки немилосердно. Коленки у меня совсем замёрзли…
И вдруг рядом со мной останавливается автомобиль — мне тогда показалось, прямо золотой. И из-за слегка опущенного тонированного стекла слышится не вполне трезвый смех и средний такой мужской голос:
— Что, совсем из любого?
— Да хоть вот из этого! — а вот этот отвечающий голос был совсем не средний! От густого баса дрогнули тонированные стёкла, а потом дверь распахнулась, и бас из темноты велел: — Садись в машину!
Ноги сами сделали несколько шагов. Я хотела закричать, но язык присох к нёбу. Дверца захлопнулась, отсекая холодные летящие капли.
Салон был огромным, почти как автобус. Даже тогда, трясясь от страха, я каким-то краем сознания успела это отметить. Сейчас могу сказать, что бытовая пространственная магия Баграру всегда неплохо удавалась (что, беспорядок??? — давайте сделаем для этого хлама ещё одну кладовку, и не морочьте мне голову!), а тогда… Тогда я просто чувствовала себя как в странном сне. Золотая машина, а внутри неё — чуть ли не комната, и там сидят два человека. Нет, один человек, в странной, похожей на военную форме, а второй — огромный чёрный медведь в чёрных штанах и кожаном жилете.
Медведь почесал пузо когтями, каждый из которых был длиной едва ли не с моё предплечье и спросил:
— Тебе сколько лет?
— Семь! — испуганно пискнула я.
— Пойдёт! Вот этого и возьму.
— Забились! — пьяно захохотал второй.
Дальше испугаться я не успела, потому что медведь щёлкнул пальцами, и наступила темнота.
Я осознала, что сижу, скрутившись так, словно у меня чудовищно болит желудок. С усилием распрямилась. Ах ты, Баграр, старый пройдоха! На улице подобрал, значит… Э-эх. Ну да ладно, зла на тебя держать не буду, всё ж таки терпелив ты был, и ни разу за мою бесталанность голоса на меня не повысил. Будь я медвежонком, и не заподозрила бы, что ты мне не отец.
А был ли, кстати, у меня отец? Нет, не в смысле — биологический, с этим-то всё понятно. Мужчина, которого я считала бы отцом — он был? Пока в воспоминаниях ни следа об этом не мелькало. Если честно, там и о матери-то всё условно…
Я рассеянным автоматическим жестом провела по ожерелью-накопителю… и отдёрнула руку! Это что за острые штуки? Торопливо, стараясь не натыкаться на колючки, расстегнула застёжку. В том, что оказалось у меня в руках, ожерелье мог бы угадать лишь человек с большой долей фантазии. Камни выгорели напрочь, осталась лишь риталидовая оправа, пустые держатели которой так неприятно старались воткнуться в пальцы. Не буду гадать, что произошло, но выглядела эта конструкция непрезентабельно. Металл покрылся сплошной патиной, похожей на ржавчину. Будет ли он в таком виде работать? Но выкидывать оправу я бы ни за что не стала. В этом мире такого сплава, скорее всего, нет, а камешками разжиться можно будет — для начала хотя бы и стекляшками гранёными, сколько-то и стекло держит. Я вытащила из ушей серёжки. Мда, состояние примерно то же, камни улетучились. Не иначе, кто-то почувствовал открытие портала и попытался мне в след магией шарахнуть, а камушки прикрыли.
Я прицепила пустые серьги к оправе ожерелья, а то потеряются по отдельности, свернула всё аккуратным мотком, завязала в платочек, чтоб меньше кололось, и сунула в карман платья.
Интересно, долго ждать?..
О! Ещё рыбка!
Первым делом я неожиданно вспомнила, что такое «скорая». Никакая это не городская стража, а вовсе даже карета медицинской помощи. Правда, на вид кареты были так себе, скорее похожи на торговые фургончики, только белые. Но по моим детским воспоминаниям, медики в них работали хорошие, соседку нашу, бабу Нюру, периодически с того света доставали — так мама говорила. И жила я совсем рядом, буквально в двух шагах.