Машенька и опер Медведев
Шрифт:
– Обижена? Это все женская придурь. Мне что теперь из-за ее обид банкет для серьёзных людей отменять? Обиды сегодня есть, а завтра нет. А эти люди поддержат ее карьеру, если вдруг со мной что-то...
– Иван, хватит!
– рассерженно.
– Ладно!
– Никита не всегда ведет себя... подобающе. Ты не хочешь этого замечать.
– Это ты насчет того случая? Никита мужчина. Она что думала, если засунуть ему в рот язык, он не отреагирует? Меньше шампанского пить надо, вот и всё! И самой вести себя
С возмущением замираю на лестнице.
Зайцев! Скотина. Ты что обсуждал с моим отцом подробности?! Даже я не стала углубляться в детали. Вот гад...
– А вчера? Зачем он оставил её вчера одну? Если бы не Медведев...
– Всё!
– рявкает отец.
– Медведев к моей дочери не прикоснётся. Герой, тоже мне, спасатель! Знаю я мотив его геройств - юбка её и то, что под ней. Что мне этот Медведев? Сегодня он есть, завтра нет. А Никита... Никита молод. Да, он косячит. Но мне важен не столь Никита, сколько то, что она войдёт в семью Зайцева. Он всегда о моей дочери позаботится и выведет её в люди. И о моих будущих внуках позаботится. И Никите навешает, если он собьется с пути истинного. Ясна моя мысль?
Да. Всё понятно. Отдают меня не за Никиту. Но так как официально второй женой дяди Лёши меня сделать не могут, даже платонической, то Никита - это компромисс.
– Ты прав, конечно...
– опять соглашается Эвелина.
– Просто все так поспешно. Вот Маша и нервничает.
– Ничего. Дай ей успокоительного. Все невесты нервничают, разве нет?
– Не нужно мне успокоительного, - заглядываю в столовую.
– Я успокоилась.
– Куда?
– смотрит на часы отец.
– У меня пересдача.
– Твоя рубаха помята.
– Это кэжуал. Она сжата, а не помята.
– Кэжуал!
– с сарказмом.
– Погладить лень, так и скажи.
Закатываю глаза.
– Эвелина, погладь этой белоручке рубаху! Привыкла в своём интернате, что все за тебя делают!
– Это такой стиль, Иван, если ее погладить, она будет испорчена, - аккуратно пытается заступиться Эвелина.
– Значит, это плохой стиль для дочки полковника!
Мне хочется побиться своей ботанической милой головкой о стену.
– Папа!
– прерываю я его очередную лекцию.
– Вызови мне, пожалуйста, такси. Я телефон вчера разбила.
Отец достаёт свой.
– Адрес.
– Сначала к Никите, - хитрю я.
– Мы договорились... Он отвезёт меня и дождётся.
– Пусть привезёт лично. И сдаст с рук на руки.
– Хорошо.
Мне конец! Понятия не имею, как это организовать. Да и...
Отец вызывает такси. Кладёт на стол купюру.
Не хочу брать его деньги. Раз уж я собираюсь взбунтоваться, то брать у него деньги нечестно. Задумчиво смотрю на эту купюру.
Мама отправила мне немного, но на ту карту, что забрал отец.
– Верни мне мою карту, пожалуйста.
– Зачем?
– Мама отправила мне на подарок на карту. А ты забрал. Свои деньги можешь оттуда снять. Но карта моя, и там есть мои деньги. Верни.
Сверлит взглядом. После паузы достаёт портмоне, достаёт оттуда карту. Показательно шлёпает ей по столу. Вытягиваю из под его пальцев.
– Что ты собираешься купить?
Внутри меня растекается ядовитое облако. И хочется заранее попросить Эвелину плеснуть отцу успокоительного.
– Прокладки, трусики, станок...
– смотрю ему в глаза.
– Стакан кофе, пирожное, новые варежки.
Про покупку камасутры перед навязанной свадьбой так и быть - проглатываю.
– То есть, я тебя не обеспечиваю, ты хочешь сказать?!
– взрывается отец.
– На это намекаешь своим "списком"?
Папа очень тяжёлый человек. Но я не могу не провоцировать! Эра моего послушания подошла к концу. И меня уже подбрасывает... Боюсь, в ход сейчас пойдет что-то помощнее камасуты. Единственное, что заставляет прикусить язык, таблетки нитроглицерина в его нагрудном кармане.
– Такси!
– с облегчением вскрикивает Эвелина, заметив в окне свет фар.
– Доброго вечера, батюшка!
– приседаю я в реверансе.
– Разрешите откланяться.
– Зараза!
– слышу в след, как гремит по столу ложка.
– Дерзит мне! Клоунесса!
– Иван, тебе нельзя волноваться!
Медленно завязываю шарф. Эвелина выходит проводить. Молча подаёт мне гигиеническую помаду.
Крашу губы.
– Не расстраивай отца, у него сердце.
– А у меня тоже - сердце!
– вскрикиваю я, чтобы он слышал.
– Уже практически разбитое сердце. Ему же плевать!
– А ну-ка вернись!
– кричит отец.
Но я, наоборот, выбегаю на улицу. Запахнув куртку, сажусь в такси. Вернусь - пусть выговаривает сразу за всё. Там точно будет за что. Хотя бы не обидно.
Чем ближе я к берлоге моего Медведя, тем сильнее ускоряется пульс.
Такси останавливается, ворота приоткрыты. Внизу я встречаю Льва, который во дворе разводит в мангале огонь.
– Здравствуйте, Лев.
– Здравствуйте, Машенька.
Поднимаю глаза на темные окна их коттеджа.
– Медведь дома, - улыбается Лев.
– У нас провод повредили. И мы пока без света. Держи...
– вкладывает мне в руку фонарик.
Подсвечивая ступени, иду вверх. Поднимаю его, разглядывая как фигурные тени двигаются по потолку.
– Попалась!
– стискивает меня под мой испуганный вопль Миша, возникшая словно из ниоткуда.
– Ты что?!
– в эмоциях припечатываю ему ладонью по груди. И замираю, утонув в его тяжелом, заливающим меня запахе... В темноте это так остро!
Сжимает меня до удушья. Слышу его горячее неровное дыхание.