Маска Аполлона
Шрифт:
Имя Платона я назвал не раньше, чем рабы убрали и ушли, оставив нас с вином. Но сразу заметил, что наш хозяин стал более осторожен в разговоре: ему было что терять.
— Платон?… Ты знаешь, у меня хватает дел и без того чтобы за софистами бегать; особенно за такими, как этот старик, который вечно лезет куда не просят. Если фестиваль наш всё-таки состоится, — без мятежа и без погромов на улицах, — благодарить надо будет богов, а не его. Я думаю отослать Глику с детьми в деревню.
Я изумился и сказал, что просто невероятно, чтобы Платон затеял какой-то заговор против своего хозяина.
— Конечно, — согласился Менекрат. — Но при его советах никакие заговоры и не нужны. Архонт только что перевел ветеранов на половинную оплату; все уверены, что это совет Платона. Ты возле Ортиджи не ходи. Будет буча, поверь.
Я ему верил. Старый Дионисий нравился далеко не всем; но среди солдат удачи прославился, за счет того что вознаграждал за долгую службу. Страна была полна отставных солдат, которым Дионисий дал землю, часто за счет граждан. Они составляли полезный резерв и способствовали новой вербовке.
— Он был такой, что мог — по пословице — и освежеванного быка ободрать, — сказал Менекрат. — Но все знали, куда идут деньги: на государство. И каждые несколько лет, когда приходили карфагеняне, мы получали пользу от этого, хотел он или нет. А молодой, почти такой же жадный, тратит на свои удовольствия. Пока он там пирует, у нас тут двадцать вымогателей стало, где раньше был один. Поверь мне, ему нельзя сокращать гарнизон. Давай не будем больше об этом; это пока только слухи, и чем меньше знаешь тем лучше. Но Платон либо слишком много знает, либо слишком мало, чтобы такие советы давать.
— Если только он давал такой совет. Я годовой свой заработок против поставлю. Всё это мы уже слыхали в прошлый раз, Филист излагал… Оказалось сказкой.
Феттал до сих пор хранил скромное молчание, но тут не удержался поддержать меня и сказал, что все Афины знают — Платон приехал сюда ради имущества его друга Диона, и ради его возвращения.
— Возвращения?… Если Дион хочет вернуться, то ему придется возвращаться самому, а не ждать приглашения. Тогда, кто знает… Но это опасный разговор. Мы же путешествовали; мы знаем, что в других городах получалось из этого. — Мы с Менекратом подошли к двери, убедиться что рабы на самом деле ушли спать. Возвращаясь, он сказал: — Что до имущества, Бог вознаграждает верных друзей, но в случае Платона — не знаю, кто еще вознаградит. Все земли Диона этой весной были проданы. Был разговор о том, что их отдадут в управление для его сына Гиппариона, но какая разница? Всё равно всё уйдет, Дионисий промотает.
Я вспомнил слова Диона в Тарентуме.
— А сколько сейчас парню?
— Лет четырнадцать, наверно. Он у дядюшки-Архонта в любимцах ходит. Тот часто повторяет, что малый не вырастет в отца, никогда не станет людям настроение портить. Он на всех пирах бывает… Я сам был на одном недавно, когда «Бешенство Геракла» хорошо прошло. Платон тоже там был. Красивый парень; говорят, похож на Диона в этом возрасте. Но его Академия не увидит никогда; его образованием уже занялись. К нему на ложе послали самую живую девчушку; но я что-то не заметил, чтобы ему было чему у нее учиться. Всё первое блюдо, его рука была у нее под платьем, а второе — по всему платью гуляла. Старый Платон пытался было, поначалу, что-то ему сказать, но мальчишка просто рассмеялся ему в лицо. Дяде даже пришлось напомнить ему, что он разговаривает с гостем; но улыбки дядя не сдержал.
Когда Менекрат отвернулся, Феттал бросил на меня свой пронзительный взгляд. Глаза у него иногда сверкали так, что видно было даже из-под маски.
— А где живет Платон? — спросил я. — Его племянник мне друг, и я хотел бы его повидать.
— Сам Платон в том же доме в Дворцовом парке, что и раньше у него был. Это у Архонта место для самых важных гостей. Но я не думаю, что и племянник там же; его наверно и не сильно приглашали. Я слыхал, он с религиозными, с пифагорейцами. Завтра выясню. Феттал, милый мальчик, твоя чаша, — ты ничего не пьешь… Завтра, пока Нико будет софистов ловить, я тебе наш театр покажу. Акустика там первоклассная, но с ней надо освоиться.
На другое утро я пошел к дому, в котором Платон и Спевсипп жили когда-то вместе. Боялся упустить его и потому пришел еще до восхода. Когда раб сказал, что он еще в постели, я пообещал дождаться, пока поднимется. Это оказалось совсем не долго: не успел я присесть на край фонтана во дворе, как пришли двое кузнецов с громадным новым засовом для наружной двери. Грохоча, они объяснили, что не хотели будить хозяина, но у них таких заказов невпроворот. Не они виноваты — время такое.
Шум поднял Спевсиппа, и тот выглянул посмотреть в чём дело. Из-за его плеча выглядывала симпатичная встрепанная девчушка; он явно не собирался сегодня радо вставать. Он велел ей быстро идти домой и не околачиваться на улице, потом повернулся и увидел меня.
— О, Нико! — Он коротко рассмеялся, поймав мой взгляд. — Я слышал, что ты в Сиракузах. Давно ждешь?
Я посочувствовал ему по поводу ночи, оборванной так рано и так грубо…
— Нет, я уже и сам почти поднялся. Мне нужно в Ортиджу к Платону, а ходить лучше рано; пока спокойно на улицах. Похоже, что ждут беспорядков. Заходи, пока я одеваюсь.
По пути, со мной поздоровался его хозяин; усохший, но стройный старик; с серебряными волосами, но с младенческой кожей. В комнате Спевсиппа постель была еще разобрана и пахла женщиной.
— Не думаю, чтобы он видел, как она уходила. Не то чтобы я его обманывал; он знает, что я следую философии, а не режиму, который, по правде сказать, приобрел много иррационального со времен основателя. Наверно, он сказал бы, что этой ночью я отослал себя на две-три реинкарнации назад… «Тело — могила души…» Ладно, я был уже на пределе, а душе моей это не полезно. А кроме того, я научился у нее гораздо большему, чем она собиралась преподать; когда-нибудь расскажу. Я должен идти; не прогуляешься со мной?
Когда мы направились к Ортидже, я вспомнил предупреждение Менекрата держаться от нее подальше. Но стыдно было показаться трусливее философа; не говоря уж о том, чтобы друга оставить. Пока что на улицах была заметна только одна странность: слишком пусты.
Я спросил, как Платон; удаётся ли его миссия. Спевсипп ответил жестом человека настолько уставшего от своих проблем, что ему уже невмочь о них говорить.
— Платон в порядке. Насколько это возможно после того как потратишь год ни на что, если не хуже. Ты наверно уже слышал. Всё имущество Диона распродано, там было больше чем на сотню талантов; и Дионисий даже не притворяется, что он хотя бы драхму получит. — Я что-то ойкнул в ответ; сказать было нечего. — Ты скажешь, Платон должен был это предвидеть. Он и предвидел! Но со всеми этими протестами, призывами и гарантиями — уверенности у него не было. А без такой уверенности он считал себя не вправе отказаться.