Маска чародея
Шрифт:
Я каким-то непонятным образом знал, что этот камень гораздо древнее всех изваяний царей, что он уже был древним задолго до того, как здесь был похоронен первый правитель Дельты; и еще я был почему-то уверен, что он живой – я чувствовал, как он и после многих столетий шевелится у меня под ногами, ощущая мое присутствие.
Соскользнув со скульптуры, я отступил назад и вдруг услышал дикий крик, свой собственный – я закричал не от боли, а от удивления, когда тяжелая шершавая рука сжала мое обожженное солнцем
Я поспешно отскочил в сторону, развернулся и обнаружил перед собой еще одну древнюю обнаженную фигуру – согнувшегося в благоговейном ужасе старика, лысого и безбородого, чье искореженное старостью тело настолько почернело и блестело на солнце, что он казался вырезанной из дерева статуэткой. Он опирался на палку, трясся и двигался настолько неловко и нелепо, что больше напоминал плохо сделанную марионетку, чем живого человека.
Он, казалось, был изумлен не меньше и уставился на меня белесыми водянистыми глазами, в которых не осталось практически ничего человеческого.
Старик вытянул вперед дрожащую руку, или чтобы я пожал ее, или чтобы указать на что-то, или просто так. Я так и не понял. Я отступил и замер на месте, чтобы он не мог до меня дотянуться, скрестив руки на груди и абсолютно не зная, что делать.
Он заговорил хриплым шепотом, напоминавшим звуки, которые возникают, если потереть друг о друга два куска пергамента. Этого языка я не знал. Я углубился в себя, расспрашивая Ваштэма, Таннивара, и, в первую очередь, Бальредона, который много путешествовал и много знал, но ни одному из них он тоже не был известен.
Я ответил ему на языке мертвых:
– Достопочтенный отец, я приветствую тебя. Я исполнен благих намерений и надеюсь, что ничем не оскорбил тебя.
Реакция старика потрясла меня. Он закричал, но в его крике не было слов – это был дикий протяжный вопль болотной птицы, – подпрыгнул в воздух с легкостью, которой я от него явно не ожидал, и закружился в бешеном танце, размахивая палкой.
Я попятился, удивленный и немного испуганный.
Он, плача, упал на колени, закрыв лицо руками, и тоже заговорил на тайном языке мертвых:
– Ты, конечно же, Тот-Кто-Должен-Вернуться. Ты наконец-то пришел освободить меня. Ах, Всемилостивейший, справился ли я со своей миссией?
– Я… я не знаю, – вот и все, что я мог ответить. Его рука дернулась ко мне со скоростью атакующей змеи. Он поймал меня за запястье и, не дав мне опомниться, притянул к себе, схватил и вторую руку, сжал их в своих ладонях и склонил голову к моим коленям.
– Но я касаюсь твоей плоти. Твои глаза видят меня. Меня, того, кто не жив и не мертв, того, кто охраняет Спящего, пока он не восстанет…
Он посмотрел мне в глаза и кивком головы указал на найденного мной зеленого колосса.
Видя боль в его глазах, чувствуя его отчаяние и надежду, ожидание какого-то таинственного заклинания, которого я не знал, я вспомнил тот день на улице резчиков, женщину на носилках, тоже ждавшую от меня излечения, чуда, которого я совершить
Я покачал головой:
– Возможно, я лишь предтеча того, кто придет после меня.
Старик склонил голову, вздохнул и отпустил мои руки.
– Возможно…
Я замолчал, слушая, как ветер гудит между гробницами и как птица кричит с верхушки пальмы. Прочистив горло, я обратился к нему:
– А что должно произойти, когда пробудится Спящий?
Старик снова заплакал. Он покачал головой, словно не веря своим ушам.
– Почему? Почему меня снова проверяют после стольких лет, о Великий? Но, если тебе так хочется этого, я скажу, что Воскресший будет подобен богам – бессмертный, не молодой и не старый, равный богам, так как он жил среди них все то время, пока его тело спало в земле. Когда он вернется, будут переделаны и земля, и небо. Каждому из людей он воздаст по заслугам его. В это я верю, о Божественный. И как я справляюсь со своей миссией?
Я думал лишь о том, как успокоить его, не важно, солгав или нет. Я взял его за плечи и поднял на ноги.
– Да, – сказал я, – все, что ты делал, оценили по достоинству – ты нес свою службу как должно с самого начала, и хотя она еще не закончена, осталось совсем немного.
– Совсем немного? О, Великий, я жду с тех пор, когда еще не было королей, когда здесь еще не возникло городов, и когда сами боги ходили по земле в своем истинном обличье, а людей, которые видели их, ослепляли или превращали в зверей.
– Я знаю об этом, – кивнул я, хотя не имел ни малейшего представления, о чем он говорит. Я уже начал побаиваться его: наверное, ему не просто напекло голову, случай был явно более тяжелым. – Ты достоин награды. Время коротко, как рука.
При этих словах он улыбнулся, его лицо фантастически исказилось и совершенно непостижимым образом передо мной вместо дряхлого старика оказался сияющий от радости ребенок. Объяснить этого я не мог, даже самому себе.
– Секенр! – позвала Тика откуда-то сзади. Я обернулся. Она бежала ко мне между гробниц, тяжело дыша и размахивая белой накидкой, которую дала мне Неку. – Секенр! Мы с мамой… ломаем голову… куда ты подевался. – Она протянула мне кусок ткани. – Наверное, тебе это нужно.
Я завернулся в покрывало.
– Я… – забывшись, я произнес это слово на языке мертвых – тчэ-а. У Тики широко открылись глаза от удивления. Я повернулся к ней спиной и обнаружил, что старик исчез бесследно, словно его никогда и не было. Но он отнюдь не привиделся мне, и я это знал. Я чувствовал его прикосновение так же, как он чувствовал мое.
В причудливой игре света и удлинившихся теней зеленая фигура казалась живой – изможденный каменный ребенок, заснувший в песке и видящий таинственные сны из начала времен.