Маска Цирцеи (сборник)
Шрифт:
Но он мог говорить и вразумительно, когда хотел. На сей раз он решил ответить.
— В далеком прошлом Язон дал клятву перед алтарем Гекаты, а потом нарушил ее. Ты помнишь это? Потом он отправился к Цирцее с просьбой о помощи. Это была настоящая Цирцея, разумеется, тогда она еще была жива. Что-то странное произошло между ними, и никто этого не понимает, кроме, возможно, тебя. Почему Цирцея воспылала к тебе таким чувством? Почему потом возненавидела так же горячо, как до этого любила? Проклятие Гекаты, а также любовь и ненависть Цирцеи не угасли до сих пор. Думаю,
— Молодую Цирцею? Но ведь…
— Ах да, жрецы Гелиополиса убили ее. Я уже говорил тебе об этом. — Он снова оскалился, а потом вскочил на ноги и притопнул копытами. Глаза его смотрели на деревья за моей спиной.
— Сейчас тебя ждут срочные дела, — заявил он, глядя на меня сверху вниз со странным выражением, которого я не мог понять. — Если ты Язон и герой, то прими мое искреннее благословение. Если нет — что ж, я любил бы тебя больше, но шансов у тебя меньше. Позволь перед уходом дать тебе два добрых совета.
Он склонился надо мной, его желтые, вытаращенные глаза притягивали мой взгляд.
— Без молодой Цирцеи, — сказал он, — ты никогда не обретешь покоя, помни об этом. Что касается второго совета… — Он вдруг отскочил от меня козлиным прыжком, нервно подергивая хвостом, и послал мне прощальную улыбку поверх голого коричневого плеча. — Что касается второго совета, воскликнул он, — то никогда не верь фавну!
Было уже слишком поздно. Он хотел, чтобы было слишком поздно. В тот самый момент, когда меня пронзило запоздалое чувство опасности и я попытался одним движением повернуться и встать, сверкающее лезвие меча взметнулось над моей головой на фоне затянутого туманом неба.
Панир хорошо сделал свое дело. Его смех, его бестолковая болтовня весьма успешно заглушали все звуки, которые могли бы предостеречь меня. У меня осталось ровно столько времени, чтобы краем глаза заметить какого-то человека и других людей, толпящихся за ним. Потом меч ударил…
Мало-помалу я начал различать рядом голоса.
— …Ты повернул меч плашмя? Нужно было убить его!
— Убить Язона? Глупец, подумай, что, бы сказал нам верховный жрец?
— Если он Язон, Аполлиону нужна только его смерть.
— Но не прямо сейчас. Пока молодая Цирцея не…
— Молодая Цирцея умерла на алтаре Аполлиона три дня назад.
— Ты видел это? Или ты веришь всему, что слышишь, глупец?
— Все знают, что она мертва…
— И Язон знает? Это из-за нее он нужен Фронтису живым. Мы должны позволить ему бежать, понимаешь? Когда доберемся до берега, его нужно отпустить на свободу и больше не трогать. Я помню приказ.
— Так или иначе, если…
— Держи язык за зубами и выполняй распоряжения. Только для этого ты и годишься.
— Я хотел только сказать, что мы не должны доверять этому фавну. Если он предал Язона, то может предать и яас. Все знают, что верить фавнам нельзя.
— Поверь мне, молокосос, этот козлоногий знал, что делает. Думаю, что он
— Дать ему еще раз, чтобы лежал тихо?
— Убери меч и замолчи, или я разобью тебе голову.
Я безвольно перекатывался по твердой поверхности, которая мягко поднималась и опускалась. На мгновенье меня охватила страшная тоска по кораблю-призраку из Фессалии, затонувшему подо мной в этих чужих водах. Язон, оплакивающий утраченный «Арго»!
Когда сознание начало ко мне возвращаться, нагруженное воспоминаниями Язона, я услышал далекий рев груб на ветру, но не раковину Тритона, а медный крик, настойчивый и грозный.
Я открыл глаза. Вокруг меня сверкали яркие, золотистые доски. Два солдата в блестящих кольчугах — их силуэты рисовались на фоне лазурного неба — разглядывали меня, впрочем, без особого интереса. "Видимо, была еще одна галера, плывшая следом за «Арго», — с горечью подумал я. — Одну мы таранили и затопили, а вторая караулила у берега".
Один из воинов насмешливо поднял брови, и наши взгляды встретились.
— Через полчаса мы будем в Гелиополисе. Даже за все сокровища мира я не хотел бы оказаться на твоем месте, Язон из Иолка.
5. ЖРЕЦЫ АПОЛЛИОНА
Саван тумана разошелся, и я вторично увидел Гелиополис, сияющий, словно сам солнечный бог. С его стен несся голос труб. Слышны были крики дозорного на галере, щелкали бичи, и корабль мчался к золотым набережным города Аполлиона.
Мои охранники в сверкающих кольчугах грубо погнали меня по трапу на пристань. Во мне нарастал гнев, может, зародыш бунта, но в эту минуту любопытство гасило любое сопротивление. Восхитительный город вздымал над сверкающими защитными стенами плоскости покатых крыш.
Поначалу меня колотила знакомая дрожь и я обливался холодным потом дверца в моем мозгу открылась и выплыли мысли Язона. "Вскоре Гелиополис скроет тьма", — подумал я.
Трубы заглушили это дурное предчувствие — резко и пронзительно ревели они со стен, упирающихся в небо. И подходя к вратам цитадели Аполлиона, я забрал с собой страхи Язона.
Это был греческий город… и вместе с тем более чем греческий. На каком-то этапе развития своей культуры он слегка отошел от принципов классической традиции, и стали видны признаки странного, чарующего стиля, сливающегося со знакомыми и простыми греческими формами.
Нигде это не бросалось в глаза сильнее, чем в огромном золотистом храме в сердце Гелиополиса. "Из чистого золота он быть не может, — сказал я себе, — разве что превращение металлов составляет одну из тайн этих людей". Он казался таким ослепительно золотым, что смотреть на него было невозможно, разве что искоса. На триста футов вверх уходили сияющие стены, простые и не украшенные ничем, кроме собственного блеска. Незачем было объяснять, что это и есть дом бога — Аполлиона-Солнца.