Маска майя
Шрифт:
— Правильно, — согласился Хулио Ривера. — Не кажется ли вам, что создатель стелы намеревался указать нам на нечто конкретное?
— Возможно, нам это не потребуется. В настоящий момент мы согласились, что рисунок отсылает нас к лестнице Наранхо [47] и что именно там нас ожидает новый след, ведущий к Караколю, — высказал свое мнение гватемалец. — Вряд ли мы сможем извлечь что-либо еще из этой стелы. На ней нет ни текстов, ни дат, ни какого-либо числа, которое могло бы нам подсказать, о чем думать. Всего лишь то, что мы видим… И действительно, это кажется очень простым по сравнению с посланием, которое нам пришлось расшифровать в храме.
47
Город
— Вполне логично. — Николь налила себе лимонада. — Нет смысла усложнять послание. Предполагается, что его смогут понять только те, кто расшифровал первое, заручившись одобрением богов.
— Похоже, мы начинаем в них верить, — засмеялся Хулио Ривера. — Возможно, ты попала в точку, Николь. Наранхо докажет это.
— Один вопрос, — вмешался Жан, присевший возле своей невесты, — почему у головоломки столько частей? Мы знаем, что должны идти в Наранхо, а потом в Караколь. Почему нельзя было послать нас прямо из храма в то место, где хранится маска?
Воцарилась тишина, которую первым нарушил Фабрисио.
— Хороший вопрос, мой юный друг. Может, потому, что замыслы богов непостижимы?
— Или потому, что каждый город хотел привнести что-то свое. Возможно, их жители были очень самолюбивы и старались лишний раз напомнить о себе. Посмотрите на…
Речь мексиканца прервал голос, зовущий Николь оттуда, где начиналась сельва. Все повернулись и увидели Стана, направлявшегося к ним быстрым шагом. За телевизионщиком в нескольких шагах следовал его помощник Пьер. Николь посмотрела на часы: черт побери, как пробежало время! Было уже больше двух часов дня, и неудивительно, что ее товарищи с Французского телевидения уже успели добраться сюда из Тикаля. По плану они должны были задержаться в городе и немного поснимать, а потом присоединиться к группе. Но что-то в лице Стана заставило девушку предположить, что случилось неладное.
— Передатчик, Николь, передатчик! — воскликнул француз, поравнявшись с группой. — Кто-то украл у нас передатчик. Теперь мы не сможем связываться с Парижем по спутнику. И похоже, проблему так просто не решишь.
18
Город майя Караколь, 628 год н. э.
На город опускался вечер. Главная площадь, и вся эспланада вокруг нее, и соседние улицы были забиты людьми. Даже площадка возле сельвы была расчищена, чтобы зрители могли расположиться здесь. Это был праздник сбора урожая, один из важнейших в ритуальном календаре майя, хотя, без сомнения, удавался он только тогда, когда урожай был хорошим.
Торжества начались с самого утра. Жрецы Тлалока тоже собирались отправлять свои обряды, но король К’ан ответил им категорическим отказом: в этот день воздавали хвалу жизни и природе, поэтому жертвы были недопустимы. Последователи бога дождя уступили его требованию, но не могли не заявить, что в таком случае за гнев бога они не будут нести ответственности. Их церемонии привлекли немало людей, хотя и не больше, чем все остальные.
Больший успех имело представление, состоявшееся на большой пирамиде, где разыгрывались сцены создания мира. На платформе, построенной примерно на середине высоты огромного сооружения, актеры сначала показали, как боги устанавливают три камня, ставших центром Вселенной. Публика выразила одобрение, когда громадное синее полотно стало подниматься к вершине пирамиды, символизируя разделение неба и земли, но самые восторженные восклицания раздались в тот момент, когда между тремя камнями возникло Мировое древо. Оно медленно поднималось перед богами, в то время как грохот барабанов и литавр все усиливался. Дерево заранее спрятали под платформой, а теперь проталкивали снизу вверх, но все равно зрелище получилось эффектное.
В финале из пирамиды вышел К’ан II. Король облачился
Барабаны умолкли, и король заговорил со своим народом. У него был сильный голос, легко проникавший во все закоулки площади, и толпа внимала ему молча.
48
К’авииль — бог перемен и видений.
49
У’уналь — бог королевской власти.
— Я — помазанник богов, — сказал он, — и моя воля — их воля. Но эта воля в результате становится также и вашей, поскольку долг короля — служить своему народу, чтобы желания каждого из вас совпадали с желаниями тех, кто распоряжается вашими жизнями и обязан удовлетворять ваши просьбы. Итак, каждый должен трудиться, чтобы боги чувствовали себя удовлетворенными и продолжали одаривать нас изобилием, как и в этом году. — Какое-то время он молчал, обводя взглядом переполненную площадь. Его фигура с высоты помоста казалась очень величественной. — Давайте же не будем делать ничего такого, что могло бы их прогневить, и давайте не будем менять обычаи, которые на протяжении многих бак’тунобеспечивали процветание нашему народу.
По окончании церемонии Балам, Чальмек, Синяя Цапля и Никте расселись на земле, оживленно болтая. У каждого в руке был стакан со взбитым какао, в который они добавили несколько капель октли. [50] Эту опьяняющую жидкость стали подавать лишь несколькими минутами раньше. Дворцовые служащие разливали ее в небольшие стаканы, которые их помощники преподносили желающим. Обычай подавать октливо время праздников и даже секрет его изготовления были заимствованы у Теотиуакана совсем недавно. Тольтеки принесли с собой не только обсидиан и бога Тлалока; они были также ответственными за то, что эта внешне безобидная жидкость заняла важное место в обычаях общества майя.
50
Полученный путем ферментации сока американской агавы, октли(испанцы называли его пульке) имеет сильные опьяняющие свойства.
Король К’ан приказал, чтобы раздачу угощения не начинали до наступления вечера, когда уже завершатся все церемонии и люди устанут. Но длинные очереди, образовавшиеся при объявлении о доставке октли, ясно показали, что никто не хотел уходить, не попробовав этого напитка, усыплявшего чувства и веселившего дух.
Сын короля Наранхо подсаживался к ним несколько раз, но затем покинул их надолго. Черный Свет в последнее время сильно нервничал и совершенно замкнулся в себе. В обществе учеников шамана он почти всегда молчал, и даже его интерес к Никте, казалось, иссяк.
Он продолжал ходить на занятия к Белому Нетопырю и, как всегда, присутствовал на собраниях во дворце, но потом исчезал, не задерживаясь даже на несколько секунд, чтобы поболтать с присутствующими.
— Мне жаль его, — говорила в этот момент Синяя Цапля, потому что Черный Свет стал предметом их разговора, — его что-то беспокоит, или он просто устал от нас. Дело в том, что так нельзя стать счастливым.
— Его положение становится трудным, — вмешался Чальмек. — Он так и не приспособился к нашему городу, а кроме того, мы редко с ним соглашаемся в чем-либо.