Маска Нерона
Шрифт:
– Цезарю многое непозволительно именно потому, что ему позволено все! – отчеканил Сенека, словно выбил надпись на золотой монете, и добавил: – Каждый твой поступок, принцепс, становится известен народу, а зачастую – остается в истории, значит, ты должен выглядеть и действовать достойно. Главное же – ты должен соблюдать законы, тем самым подавая пример подданным.
– Какой закон я нарушил, пожелав наказать этого безрукого брадобрея? – огрызнулся Нерон.
– Иные
Он поднял с полу и протянул Нерону заколку для плаща. Две театральные маски смотрели с этой заколки на юного императора – одна простодушно смеялась, другая грозно скалилась. Нерон взял заколку, аккуратно заколол край плаща – и почувствовал, что Сенека, как всегда, прав. Он, властитель великой империи, не может позволить себе подобные вспышки ярости. Чтобы владеть страной, нужно прежде всего владеть своими чувствами.
– Ты прав, наставник, ты, как всегда, прав, – проговорил он, чувствуя, как гнев покидает его душу.
Сенека действительно прав: обладать высшей властью достоин лишь тот, кто владеет самим собой.
Репетиции закончились, театр опустел, вечерний спектакль не был назначен – электрики меняли освещение.
Александра хотела было уйти домой, но вдруг вспомнила, что завтра дают «Много шума из ничего», она играет в этой пьесе роль Беатриче, и неплохо бы заранее поискать костюм, потому что мало ли куда он мог подеваться за две последние недели. С этой целью она решила заглянуть в костюмерную и убедиться, что с костюмом не будет неожиданностей и осложнений.
Там она застала старшую костюмершу Маргариту Васильевну.
Маргарита работала в театре тысячу лет, прекрасно знала всех знаменитых актрис и режиссеров, начинавших здесь свою карьеру, и называла старых заслуженных примадонн не иначе как Леночками и Тамарочками, а актрис помоложе – исключительно деточками. И перед ней все невольно заискивали, включая даже Сергея Константиновича. Александру она называла Шурочкой. Этого уменьшительного имени Александра не выносила и никому другому не позволила бы так себя называть, но от Маргариты приходилось терпеть.
– Маргарита Васильевна, душечка! – разлетелась с порога Александра. – Мне завтра Беатриче играть, как там платье – в порядке?
– Беатриче? – костюмерша как будто немного смутилась. – Шурочка, понимаешь, пока тебя не было, Беатриче играла Слезкина, а она немного полнее тебя…
– Немного? – фыркнула Александра. – Да она меня как минимум на три размера толще!
– Ну уж и на три… Это она сейчас, конечно, располнела, в положении, а раньше…
– Так что с платьем?
– Платье пришлось расставить, но ты не беспокойся, деточка, я его отдала Люсе, она его наверняка уже привела в порядок. Ты посиди минутку, я к ней схожу и принесу…
– Может быть, я сама… – заикнулась было Александра, но костюмерша уже вышла и закрыла за собой дверь.
Александра села в старое кресло, обитое вытертым зеленым ситцем. Это кресло предназначалось для посетителей, сама Маргарита сидела обычно в другом, бархатном. Она посидела минут десять, закрыв глаза и откинув голову на неудобную спинку. В свое время она приучила себя расслабляться в любую свободную минутку, при ее профессии без этого нельзя. Но сейчас желанный покой никак не наступал. Она встала, прошлась взад-вперед, снова села. Взглянула на часы.
Было уже время обеда, ей хотелось есть, хотелось домой, а Маргарита словно сквозь землю провалилась.
Александра решила не дожидаться ее, прийти завтра пораньше и зайти за платьем перед спектаклем. Она встала, подошла к двери, попыталась ее открыть…
Дверь была заперта.
Вот это номер! Маргарита заперла ее в костюмерной то ли по забывчивости, то ли еще почему, а сама, скорее всего, отправилась домой – вечернего спектакля-то сегодня не будет! Странно, раньше на нее никогда не находила такая рассеянность, видимо, возраст дает себя знать.
И что теперь ей прикажете делать?
Ночевать в театральной костюмерной?
Вот уж это никак не входило в сегодняшние планы Александры!
Она снова попыталась открыть дверь – и опять без малейшего успеха. Тогда она постучала в нее, надеясь, что ее кто-нибудь услышит, но на ее стук никто не отозвался. Наверняка из театра уже все ушли, рабочие шумят и не услышат ее стука, а сторож еще не пришел.
Она снова уселась – на этот раз в бархатное кресло Маргариты – и мрачно уставилась на дверь.
Может быть, Маргарита просто заболталась с Люсей, или платье еще не готово, и она все же вернется и выпустит свою пленницу? Но с чего она дверь-то заперла, хотелось бы знать…
Вдруг на глаза Александре попалась задернутая плюшевая занавеска в дальнем углу костюмерной. Эта занавеска отчего-то буквально притянула к себе ее взгляд.
В конце концов она встала, подошла к занавеске и отдернула ее.
За занавеской оказалась низкая обшарпанная дверь.
Александра повернула дверную ручку. Дверь была не заперта, она открылась с болезненным ревматическим скрипом, за ней обнаружился темный коридор, из которого на Александру повеяло затхлостью и застарелой пылью.
Но, так или иначе, этот коридор куда-то вел, а все пути в театре, как известно, ведут в театральное фойе и оттуда – на свободу…
Александра решительно шагнула в темноту, слегка пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку.
Впрочем, ей только в первый момент показалось, что тут темно, очень скоро она начала различать очертания предметов.
Коридор был незнакомый, хотя Александра работала в театре достаточно давно и считала, что знает здесь все уголки и закоулки. Но в этом месте она прежде не бывала.