Маска подлеца
Шрифт:
— Ева, у тебя есть лед? Надо срочно приложить, пока отек не начался, — спокойнее произнес он.
Я лишь махнула в сторону кухни.
Я не чувствовала лицо. Но понимала, что щека опухла.
Камиль вернулся через минуту с кухонным полотенцем и палетой льдинок.
Высыпал все кубики в ткань и скрутил мнимую грелку.
Сел на край дивана возле меня, помогая чуть отодвинуться. Начал аккуратно прикладывать холодное к коже.
— Камиль, я не хочу больше воевать. Я всегда тебя любила. Всю свою сознательную
Боже, целых двенадцать лет одиночества! Разлуки…Ради чего?
— Ева, я тебя тоже полюбил с первого взгляда. Но…я не принимал того, что ты меня бросила. Сейчас же, я тоже выгорел. Простил тебя. Я тоже не хочу больше злиться. Все эти годы я пытался принять твое решение выйти за другого мужчину замуж, родить ему сына. Больше не хочу загоняться. Я люблю тебя и хочу, чтоб мы жили вместе. Ты развелась, свободна. У нас, наконец, есть шанс начать все заново. И не думай, что я когда нибудь упрекну тебя сыном… И он поймет. Он ведь взрослый. Сколько ему? Будет одиннадцать? — пока Камиль говорил, я осознавала, что скрывать больше его отцовство мне не удастся.
И даже, подделанная дата рождения в Свидетельстве, что Мирон младше на год, не убедит его. Стоит им увидеть друг друга, все станет ясно. Мирон вылитая копия Камиля. Словно в ту первую ночь между нами был плотный слой копирки.
Я скажу Камилю…обязательно…
Но не сейчас!
Я эгоистично не захотела портить первый момент нашей искренности. Мне необходимо было напитаться его любовью, которую он все это время маскировал в агрессии и разврате.
Хочу взаимности. Отогреться, растаять.
Хочу быть любимой. Этим гонористым неприрученным итальянцем. Пусть его жар, пыл весь впитается в меня и запустит замерзшее в одиночестве сердце.
И завтра я обязательно ему все скажу…
Простые хлопковые простыни приняли нас радушно и уютно. Мы успели в спешке поскидывать всю одежду и теперь обнаженная кожа касалась прохладной перины, гудящая голова потонула в подушках.
Губы Камиля ласкали меня очень нежно, как в моих эротических фантазиях, только теперь все это происходило наяву.
Он, как педантичный следопыт, находил на моем теле закоулки и эрогенные зоны, о существовании которых я все тридцать лет не догадывалась.
Его язык заинтересовала моя ключица. Он провел по всей длине острой косточки, оставляя влажный след. Остановился в ямочке на шее и подключил упругие твердые губы.
Слишком медленно, наслаждаясь каждым сантиметром моей кожи, он прошелся к груди. Отогрел и приласкал соски, перекатывая во рту заострившиеся бусины.
Его руки очертили мои ребра. Дошли до бедер, требовательно разводя мои ноги в стороны.
Камиль не торопился. Впервые я чувствовала, что мы занимается не сексом,
Я смотрела на него с обожанием. Впитывала каждое его движение, мимику, ласку.
Подготовив меня к нашему таинству единения, он устроился выше и вошел в меня на всю длину. Продолжил зацеловывать губы, съедать мои стоны.
И наши движения были мучительно медленные, осторожные. Пропитанные пониманием и признанием.
Я прижималась всем телом к нему. Мне нравилось, как набухшие соски царапают его плоскую грудину; как его поджарый живот с вырубленным рельефом сухих мышц трется об мой; как высокие кучерявые волосы вокруг его члена с каждым точком притираются к моему лобку и задевают клитор.
Наши стоны тихие приглушенные поцелуями, сливались со звуками влажных пошлых хлопков плоти.
Сейчас все происходило именно так, как всегда должно было быть.
С первого нашего секса, все упущенные двенадцать лет…
И наш оргазм был продолжительный и мощный. Доведенный до пика чуть быстрее, но не так, как обычно в горячке, спешке. Камиль кончил в меня, и я чувствовала, как горячая сперма наполнила меня всю, до сердца, до души. Переполнила восторгом, воспоминаниями, дежавю о нашем первом единении.
Мы спали в обнимку всю ночь. Несколько раз просыпались и снова занимались сексом. Уже меняли позы на более развратные и откровенные. Камиль умело развратил меня за время наших прошлых встреч и теперь в постели рядом с ним для меня не существовало смущения и стыда. Исчезла зашоренность и неловкость.
Удивительно было, как мы меняли друг друга. Словно обтесывали под потребности друг друга.
Он сделал меня разратнее и смелее, а его нежнее и ласковее.
И теперь мне казалось, что идеальнее любовников и лучшего тандема, чем у нас не сыскать.
Мы проснулись к десяти и нежились в объятиях друг друга.
Я лежала на его груди и гладила подушечками пальцев его орлиный нос, прикрытые веки с длинными шелковыми ресницами, обводила контур губ. Он с легкой улыбкой сносил мои прикосновения. Позволял себя изучить вблизи, ласкать.
— Сейчас пожрем и начнешь собираться, — не открывая глаз проговорил Камиль.
Я вздрогнула и убрала руку. Набрала воздуха в легкие, стараясь впитать вместе с кислородом решимость. Даже села на кровати, притянув одеяло к груди.
— Камиль, мне надо тебе кое что сказать. Это очень важно! Очень прошу, прежде чем ты начнешь злиться и рушить заново то, что между нами возникло, посмотри на ситуацию с моей стороны… — мой голос предательски вибрировал.
Камиль напрягся и тоже сел выше на кровати, прожигая мое лицо потемневшим взглядом.