Маска счастья
Шрифт:
Свершилось! Ане виделись маленькие крутые улочки испанского городка, поездки в Мадрид, Барселону, знаменитую Гернику. В труппе она пока никому ничего не говорила – чтобы не сглазить. По вечерам Анна спешила домой, плюхалась в его любимое кресло и мечтала до головокружения. Сегодня двадцать первое. Кирилл не приехал и даже не позвонил.
– Ань, тебя к телефону, – потрясла ее за плечо грациозная, как газель, но ядовитая, как гюрза, Леночка, недавно пришедшая в труппу из училища. Она проследила внимательно за Аней, спускавшейся к будке
– Алло, – с замиранием сердца сказала Аня.
– Анька, ты куда провалилась! – послышался в трубке голос ее бывшей подруги Лилианы. – Я тебе вчера полночи названивала, а тебя нет! Кирка в Москве, ты в курсе?
– Да, – неуверенно ответила Аня, предчувствуя недоброе.
– Так вот, знаешь, где он сейчас?
– Где? – спросила Аня против своей воли.
– Он договорился в труппе Ильина, что с ним в Испанию едет Алчевская, ну такая рыженькая, помнишь?
Аня напрягла память, но известие, как растворитель, смыло все мысли в голове. «Алчевская», – пыталась вспомнить Аня. «Какой подлец», – отвечал ей мозг.
– Эй, ты там жива? – раздался жизнерадостный голос Лилианы. Очевидно, испытывая наслаждение от произведенного эффекта, она продолжала: – Мы с тобой ее видели в ноябре, когда она работала в России. Ну ладно, не унывай, за двух битых одного небитого дают. Мне пора бежать, целую!
И в ухо Ане затрещали короткие гудки отбоя. Она прижала тукающую трубку к виску. Вахтер посмотрел на нее поверх очков.
– Закончили?
– Да, закончила, – безжизненным голосом ответила Аня и тяжело, ступенька за ступенькой, стала подниматься по лестнице.
Утреннее приподнятое настроение пропало. Она вновь увидела грязные, обшарпанные стены, дешевые пальто и куртки, сброшенные впопыхах, ощутила спертый, тяжелый запах раздевалки.
– Ракитина, где тебя черти носят, у тебя же главная партия! – набросился на нее нынешний балетмейстер Рудик. – Все в сборе, а тебе что, особое приглашение? Быстро на место, спектакль на носу!
Провожаемая любопытными взглядами, в которых отчетливо читался жгучий интерес, Аня прошла к своему месту.
– Анька, ну что? – прошептала с сочувствием стоящая рядом Лиза.
– Прекратить разговоры, наконец дайте тишину! – загрохотал на весь зал Рудик. – Итак, первое движение должно быть самым ярким. Будем работать отдельно, по линиям. Ракитина, что за ноги!
Аня с ненавистью посмотрела на Рудика – боль в груди, невыносимая, жгучая, разливалась огнем, а ей надо двигаться, улыбаться, жить. Так хочется лечь на дощатый, влажный пол, прижаться к нему и замереть, ничего не видя и не слыша.
– Стоп, вы ничего не понимаете! – продолжал нервничать Рудик. – Ну нельзя же быть дураками, можно танцевать вполноги, но не вполголовы же!
Мокрые ключицы, мокрые спина и шея, пот заливает лицо. Успеть бы отдышаться, пока сбрызнут водой пол. Аня обмякла, повисла на станке.
Рудик хлопнул в ладоши:
– Давайте, вставайте! Михайлов, ты что делаешь, родной? Сделай мне хороший револьтат! Ничего… Вот ты ее посадил… Пошли кабриоли… Она упала… Не так… Обводка… Опять не так! – Рудик был резок, непрерывно ходил перед зеркалом вперед-назад. – Ладно, перерыв, а то все уродливее и уродливее получается.
Аня, вытираясь полотенцем, подошла к разгоряченному Рудику:
– Рудольф Александрович, отпустите меня сегодня, мне очень надо.
– Рыбонька моя, ты что, с катушек сорвалась? – Рудик с ненавистью уперся взглядом Ане в глаза. – Спектакль сорвать хочешь? Может, тебе вообще работать надоело, а?
Аня сжала до боли губы:
– Мне очень надо!
Рудик побледнел:
– Ах, надо?! – закричал он неожиданным фальцетом. – Всем надо! Не хочешь – до свидания! Завтра можешь на работу не выходить! – Его лицо заходило ходуном, он махнул рукой и отошел.
– Ну что ты к нему пристала? – Лиза тронула Аню за руку. – Не видишь, что ли, он сам не свой сегодня. Опять ходил пробивал нам статус, да не получилось. Дотяни уж, как можешь, ты же столько ждала этой роли!
Аня простонала, крепко обняв себя за плечи:
– Не могу, Лизок, не могу… Все как деревянное – ноги, руки. На пальцах стою – как на третьем этаже, упасть боюсь. А после перерыва, наверное, совсем расклеюсь.
Лиза участливо кивнула:
– Плюнь, все забудется, Анька. Не на мужиках же свет клином сошелся. Ну? После репетиции поехали ко мне?
– Спасибо, не могу, – Аня высвободила свою руку.
Рудик встал на табуретку лицом к залу и снова хлопнул в ладоши.
– Начинает вторая группа, потом одна Ракитина, – провозгласил он, стараясь не смотреть в сторону Ани. Она тоже постаралась не встречаться с ним глазами. Со скрипом закончив свою вариацию, она, не оглядываясь, пошла в раздевалку.
Пронизывающий ветер на улице моментально впился в тело под расклешенной меховой курткой, обжег лицо. Добравшись до дома, Аня столкнулась у лифта с соседкой Барсуковой, работавшей маляром-штукатуром в частных бригадах по ремонту квартир. В благодарность заказчики обычно выставляли бутылку, и Барсукова каждый вечер была слегка под хмельком. Она снисходительно относилась к Ане, ее умиляла Анина хрупкость и внешняя беззащитность.
– Привет, Плисецкая! – Так обычно Барсукова здоровалась с Аней. – Как дела, не выгнали? А то пойдем к нам – поработаешь. – И она сама рассмеялась своей дежурной шутке. Аня устало привалилась плечом к исписанному пластику лифта и внимательно посмотрела в веселое круглое лицо Барсуковой.
– Шур, сделай мне ремонт, а? – несмело попросила она.
Шура открыла рот:
– Чо случилось?
Аня протяжно вздохнула.
– Не кисни, Анька, – попыталась утешить соседку Барсукова, – пошли лучше ко мне, чаю попьем.