Маска Владигора
Шрифт:
— Что это за сволочь задерживает наше движение? — грозно спросил Хормут у ехавшего рядом с ним дружинника.
— Должно быть, нищий клянчит милостыню, — отвечал тот.
— Милостыню?! — заревел обозленный на все Синегорье посланник Грунлафа. — Сейчас он получит ее сполна!
И Хормут уже начал вытаскивать из ножен свой длинный меч, собираясь выместить гнев на беззащитном оборванце, но тот, предупреждая его намерение, бросился перед ним на колени прямо в дорожную пыль и воскликнул:
— Славный, благородный Хормут, посланник Грунлафа, князя Бореи! Конечно, ты можешь убить меня, но тогда ни ты, ни Грунлаф, ни племя игов никогда не узнают одной очень важной тайны, а это может обернуться для всей Бореи величайшими бедами!
Хормут натянул поводья, но правая его рука продолжала сжимать рукоять меча. Он смотрел на уродца с изумлением, не веря, что этому мозгляку в самом деле может быть известно что-нибудь важное.
— Послушай, ты, навозный жук, что ты мне голову морочишь? Лучше уйди с дороги по-хорошему, иначе плохо тебе придется.
Хормут вновь собирался выхватить меч, готовый изрубить дерзкого синегорца, но его товарищ шепнул ему:
— Постой, Хормут, а вдруг он на самом деле знает тайну, способную хоть в чем-нибудь стать полезной Грунлафу? Выслушай его и, если рассказ покажется тебе не стоящим потраченного времени, тогда и разделайся с мерзавцем.
Хормут важно кивнул:
— Ладно, синегорский скот, рассказывай, что ты там знаешь, да только побыстрей, времени у тебя совсем немного!
Синегорец, уже явно жалея, что преградил дорогу посланцу Грунлафа, залепетал, спеша и сбиваясь:
— Благороднейший Хормут! Я — поваренок по прозвищу Солодуха, работаю на дворцовой кухне. И вот узнал я, что князь Владигор изобрел такое сильное оружие, стрелы которого способны с расстояния в тысячу шагов пронзать по три воина, закованных в железные латы, каждая! Головы глиняных истуканов срезаются стрелами, точно кочны капусты ножом крестьянина! О, я видел действие этих стрел — оно ужасно! Лук против этого оружия — ничто! Владигор измыслил свое оружие для войны с Бореей!
Хормут недоверчиво покрутил головой:
— А не врешь ли ты, поварешка? Где это видано, чтобы стрелы летели на тысячу шагов и убивали сразу трех человек? И не подослан ли ты самим Владигором, чтобы запугать Грунлафа?
— Нет-нет! — Солодуха вцепился в узду Хормутова коня, страшно боясь, что ему не поверят и немедленно лишат жизни.
В разговор вмешался дружинник, что ехал подле Хормута. Он был умнее посланника и догадывался, что поваренок не лжет, хотя поверить в страшную силу невиданного прежде оружия он тоже не мог.
— Скажи-ка, приятель, а как выглядит этот… лук? Что толку рассказывать нам о стрелах… Поведай лучше о самом оружии. Ты видел его?
— Нет, господин, не видел. Не разглядел! Свечи освещали лишь ту часть палат, где стояли глиняные болваны. Я только слышал звук, который издавала тетива, такой громкий, будто хлопал пастуший кнут.
Хормут рассвирепел. То обстоятельство, что поваренок даже не видел загадочного оружия, о котором говорил, окончательно уверило его в том, что рассказ о стрелах, летящих на тысячу шагов, — военная хитрость Владигора, придуманная им с целью испугать посланца, да и самого правителя игов, — знайте, мол, что война с Синегорьем окончится неудачей.
— Кнут, говоришь? — вскричал Хормут. — А звук от пощечины, которую я тебе сейчас влеплю, не громче ли будет?
И со всего размаху он смазал Солодуху по лицу, да так, что тот отлетел на три шага и покатился в дорожную пыль.
— Верьте мне! — закричал Солодуха, тотчас вскочив на ноги. — За скромное вознаграждение вы найдете во мне верного помощника! Я могу провести во дворец Владигора любого, кто пожелает, и каждый убедится в том, что я не лгал и что это страшное оружие действительно существует!
Хормут, однако, не желал более его слушать и взмахнул мечом, решив прикончить уродца, но дружинник вновь удержал его:
— Нет, погоди! Парень, вижу, за что-то ненавидит Владигора не меньше, чем ты, так зачем же убивать этого хорька? Понятно, что он мерзавец и заслуживает смерти, но нам он может пригодиться. Давай захватим его с собой. Или нет, постой! Пусть возвращается во дворец и попытается узнать подробней, что это за оружие, которое стреляет на тысячу шагов и пробивает латы сразу трех воинов. — И, уже обращаясь к Солодухе, проговорил: — Слышал? Иди к своим и будь глазами и ушами славного Грунлафа! Узнай как можно больше не только о новом оружии Владигора, но и обо всех его планах. Вот задаток…
Дружинник, сунув руку в седельную суму, достал оттуда слиток серебра и бросил его под ноги Солодухе. Всадники, ударив в бока лошадей каблуками сапог, помчались по дороге в сторону Бореи.
Грунлаф, князь игов, ничем не выразил своего негодования, он не бил Хормута по щекам и не поносил его позорными словами. Оскорбленный отказом Владигора до глубины души, он сидел, крепко сцепив на коленях руки и опустив на грудь голову, украшенную уже поседевшей гривой длинных, все еще густых волос. Его борода, доходившая чуть ли не до пояса, стягивавшего стройный стан пятидесятилетнего властелина игов, вздрагивала — так сильно билось его сердце. Хормут же, повествуя о своей беседе с князем Синегорья, изрядно преувеличивал свои заслуги, — по его словам, он едва не сорвал голос, убеждая Владигора, что союз с игами сулит синегорцам немалые выгоды, а также расписывая прелести княжны Кудруны.
— И это не помогло? — не выдержал Грунлаф и поднял на Хормута печальные глаза.
— Не помогло, мой повелитель! — всплеснул руками Хормут.
Грунлаф хотел что-то сказать, но вдруг дверь, что вела в палату, распахнулась, и на пороге появилась Кудруна. Ее вьющиеся волосы не были на девичий манер покрыты покрывалом — она носила лишь головное украшение из тонкой сетки с жемчужными подвесками, спускавшимися на лоб. Сжатые кулаки и пылающие глаза, метавшие в Хормута молнии, красноречиво свидетельствовали о том, что она разгневана, но ни посланник, ни сам князь не понимали причины ее гнева. Кудруна меж тем подступила к Хормуту, который и без того был сильно смущен, и, размахивая руками, закричала: