Маска

Лора делала в подвале генеральную уборку, и каждая минута этого занятия была ей ненавистна. Причина состояла не в самой работе — по натуре она была трудолюбивой девочкой и с превеликой радостью бралась за любые домашние дела. Она боялась подвала.

Место и впрямь было мрачным. Четыре узких оконца, расположенных под самым потолком, по размерам напоминали бойницы, и лишь слабый бледный свет проникал сквозь плотную пелену пыли на стеклах. Даже несмотря на две горевшие лампы, этому большому помещению удавалось сохранять свои тени, словно оно не желало полностью разоблачаться. Неровный желтый свет ламп освещал сырые каменные стены и громоздкую печь. Печь топили углем, но в этот ясный и теплый майский день она стояла холодной и заброшенной. На многочисленных длинных полках тускло поблескивали ряды стеклянных литровых банок, однако их содержимое — домашние консервированные фрукты и овощи, заготовленные девять месяцев назад, — оставалось неосвещенным. Совершенно темными оставались и углы подвала, а с балок низкого потолка тени свисали, точно фалды длинного траурного крепа.

В подвале неизменно отдавало какой-то затхлостью и из-за этой вони он был похож на известняковую пещеру. Весной и летом, когда влажность сильно возрастала по углам помещения иногда возникала отвратительная похожая на корку, пестрая серо-зеленая плесень, окаймленная сотнями крошечных белых спор, по виду напоминающих откладываемые насекомыми яйца. Эта уродливая поросль тоже добавляла свой мерзкий запашок к и без того противному воздуху подвала.

Однако не мрак с гнусным запахом и плесенью служил поводом для Лориных страхов — ее пугали пауки. Пауки были хозяевами подвала: одни — маленькие, коричневые и шустрые; другие — серо-угольного цвета, чуть больше коричневых, но такие же шустрые, как и их меньшие собратья. А встречались там еще и иссиня-черные гиганты величиной с Лорин большой палец.

Вытирая пыль и паутину с банок домашних консервов и опасаясь наткнуться на удиравших от нее пауков, Лора все сильнее злилась на свою мать. Лучше бы мама поручила ей убраться в комнатах наверху, а подвал могла бы почистить или она сама, или тетя Ракель, потому что никто из них не боялся пауков. Но мама знала, что подвал пугал Лору, и хотела ее наказать. В такие минуты у мамы было жуткое настроение, оно напоминало сгущение грозовых туч. Лоре оно уже было хорошо знакомо. Слишком хорошо. С каждым годом мама все чаще пребывала в нем и, оказываясь в его власти, переставала быть похожей на себя, такую улыбчивую, всегда что-то напевающую женщину. И хотя Лора любила свою мать, она не могла любить ту злобную, раздражительную женщину, в которую та подчас превращалась. Она не любила эту озлобленную женщину, отправившую ее в подвал к паукам.

Протирая банки с персиками, грушами, помидорами, свеклой, фасолью и солянкой, нервно ожидая неизбежного столкновения с пауком и мечтая о том, чтобы поскорее вырасти, выйти замуж и жить самостоятельной жизнью, Лора вздрогнула от неожиданно резкого звука, раздавшегося в сыром подвальном воздухе. Поначалу он был похож на далекий крик одинокой экзотической птицы, но быстро становился более громким и более назойливым. Она замерла и, подняв глаза к темному потолку, внимательно прислушалась к жутковатому завыванию, доносившемуся сверху. Через несколько секунд Лора узнала голос тети Ракель и поняла, что он был полон тревоги.

Наверху что-то с треском грохнулось, словно там разбили какую-то посуду. Наверняка это мамина ваза в виде павлина. Если это так, то ее крайне мрачное настроение продлится до конца недели.

Отойдя от полок с консервами, Лора направилась к лестнице, ведущей из подвала наверх, но тут же остановилась, услышав мамин крик. Это не был крик негодования по поводу разбитой вазы, в нем слышался какой-то ужас.

Через гостиную в направлении входной двери простучали шаги. Судя по знакомому пению длинной пружины, входная дверь открылась и затем захлопнулась. Теперь крик тети Ракель доносился уже с улицы, слова были неразборчивы, но в них безошибочно угадывался все тот же страх.

Лора почувствовала запах дыма.

Подбежав к лестнице, она увидела наверху бледные языки пламени. Дым был не густым, но едким.

С колотящимся сердцем Лора добралась до верхней ступеньки. Ее обдало жаром. Невольно сощурившись, она все же увидела, что делалось на кухне. Пламя еще не полыхало сплошной стеной. Еще можно было убежать по узкому проходу — маленькому коридорчику спасительной прохлады, — выскочить через расположенную в противоположном конце дверь, ведущую на задний двор.

Лора подобрала свою длинную юбку, стянула ее на бедрах и, удерживая получившийся узел обеими руками, чтобы он не размотался и не загорелся, опасливо ступила на уже окаймленную пламенем площадку лестницы, которая под ее весом тут же заскрипела. Она еще не успела добраться до открытой двери, когда кухня вдруг полыхнула языками желто-голубого пламени, быстро ставшего оранжевым. От стены до стены, от пола до потолка все превратилось в преисподнюю, и через это пекло было уже не пройти. Девочка в ужасе смотрела на объятый пламенем дверной проем, и он вдруг напомнил ей горящий глаз фонарика-тыквы.

На кухне вышибло стекла, и под действием неожиданно изменившегося направления сквозняков огонь устремился в дверь подвала, на Лору. Вздрогнув, она отпрянула назад и, оступившись, полетела вниз. Падая, она пыталась ухватиться за перила, но не смогла и скатилась по короткой лестнице, сильно ударившись головой о каменный пол.

Она старалась не терять сознания и отчаянно цеплялась за свои мысли, словно они были плотом, а она — тонущим пловцом. Она решилась подняться на ноги. Боль точно рассекла ей макушку. Дотронувшись рукой до брови, Лора ощутила кровь — небольшая ссадина. У нее кружилась голова, и она плохо соображала.

Прошло не более минуты с момента ее падения, а огонь уже успел распространиться по всей верхней площадке лестницы и теперь спускался вниз на первую ступеньку.

Девочке никак не удавалось сосредоточить свой взгляд. Уходящие вверх ступени и опускающееся по ним пламя то и дело сливались в одно светящееся оранжевое марево.

Дым скользил вниз по лестнице, подобно привидениям. Они протягивали свои длинные призрачные руки, словно стремясь обнять Лору.

Сложив руки рупором, она закричала:

— Помогите!

Никто не ответил.

— На помощь, кто-нибудь! Я в подвале!

Молчание.

— Тетя Ракель! Мама! Господи, да помогите же мне!

Единственным ответом был все усиливавшийся рев пламени.

Лора еще никогда не чувствовала себя такой одинокой. Несмотря на обдавшие ее волны жара, она вся похолодела внутри. Она задрожала.

Хотя в голове стучало еще сильнее и из ссадины над правым глазом продолжала сочиться кровь, ей все же удалось несколько сконцентрировать свой взгляд. Но то, что она увидела, ей совсем не понравилось.