Маскарад
Шрифт:
Шайлер вздрогнула, хотя было тепло, посмотрела на другую сторону канала и увидела, как из одного из домов вышла женщина.
И выглядела эта женщина до ужаса знакомой.
«Этого не может быть!» — подумала Шайлер. Это невозможно! Ее мать сейчас находится в Нью-Йорке, в больничной палате. Она пребывает в коме. Она никак не могла оказаться в Италии. Или все-таки могла? Может, она, Шайлер, чего-то не знает об Аллегре?
И тут женщина, словно бы услышав ее мысли, взглянула прямо в глаза Шайлер.
Это была ее мать. Шайлер уже не сомневалась в этом. Прекрасные белокурые волосы Аллегры, тонкий аристократический
— Оливер!.. Это... о господи! — воскликнула Шайлер, дернув друга за куртку.
Она лихорадочным жестом указала на другую сторону канала. Оливер обернулся.
— Чего?
— Вот та женщина! Кажется, это... кажется, это моя мать! Вот там! — вымолвила Шайлер, указывая на силуэт, который уже почти исчез в толпе людей, выходящих из Дворца дожей.
— Ты чего, с дуба рухнула? — поинтересовался Оливер, внимательно глядя в ту сторону, куда указала девушка. — Вон та женщина? Ты серьезно? Скай, ты спятила? Твоя мать сейчас в Нью-Йорке, в больнице. И она кататоник, — сердито произнес он.
— Да-да, я понимаю, но... Слушай, вон она показалась! Это она! Ей-богу, она!
Шайлер вскочила.
— Эй, куда тебя несет? — возмутился Оливер. — Что на тебя нашло? Погоди! Скай, сядь! — И он пробормотал себе под нос: — Мы только время зря потратим.
Девушка развернулась к нему и сердито сверкнула глазами.
— Ты вообще-то не обязан идти со мной!
Оливер вздохнул.
— Угу, как же. И ты добралась бы до Венеции сама? Ты дальше Бруклина не продвинулась бы.
Шайлер громко выдохнула, не спуская глаз с белокурой женщины, ей не терпелось покинуть едва ползущую гондолу. Оливер прав: она была у него в долгу за то, что он сопровождал ее в Венецию. И ее раздражала такая зависимость от него. О чем она ему и сообщила.
— Тебе полагается зависеть от меня, — терпеливо объяснил Оливер. — Я — твой проводник и обязан помогать тебе ориентироваться в мире людей. Я только не понимал, что это означает быть твоим турагентом, — но ладно, не проблема.
— Тогда помоги мне! — резко бросила Шайлер. — Мне нужно туда!..
Она вдруг решилась и одним изящным прыжком перемахнула из гондолы на тротуар. Ни один человек не смог бы проделать такой прыжок, поскольку до берега было добрых тридцать футов.
— Шайлер! Погоди! — завопил Оливер, пытаясь не отстать от девушки. — Andiamo! Segua quella ragazza! [1] — выкрикнул он, веля гондольеру следовать за Шайлер, хотя и сомневался, что лодка, приводимая в движение человеком, — подходящий способ гнаться за стремительно движущимся вампиром.
1
Скорее! За той девушкой! (ит.).
Шайлер ощущала, что зрение ее, как и все чувства, обострилось. Она понимала, что движется быстро — настолько быстро, что казалось, будто все остальные вокруг стоят на месте. И все же женщина двигалась так же стремительно, как и сама Шайлер, если не быстрее. Она перемахивала через узкие каналы, вьющиеся через город, уворачивалась от скоростных катеров и мчалась к другому берегу реки. Но Шайлер неслась за ней по пятам. Они двое превратились в размытое пятно на карте города. Девушка поймала себя на том, что погоня внезапно придала ей бодрости — она словно бы напрягла мышцы, о которых прежде и не подозревала.
В конце концов, когда Шайлер увидела, как женщина перепрыгнула с балкона на малозаметную лестничную площадку, она в отчаянии крикнула:
— Мама!
Но женщина не обернулась и быстро исчезла за дверью ближайшего палаццо.
Шайлер запрыгнула на ту же лестничную площадку, перевела дыхание и тоже вошла в здание, преисполнившись решимости выяснить, кто же на самом деле эта таинственная незнакомка.
ГЛАВА 2
Мими Форс понаблюдала за бурной деятельностью, кипящей в зале Джефферсона в Дачезне, и удовлетворенно вздохнула. Был вечер понедельника: занятия закончились, а еженедельное собрание Комитета было в разгаре.
Усердные представители Голубой крови собрались небольшими группками у круглого стола, обсуждая последние штрихи к празднеству года, ежегодному балу Четырех сотен.
Белокурая, зеленоглазая Мими и ее брат Джек входили в число молодых вампиров, которым предстояло дебютировать на нынешнем балу. Эта традиция насчитывала не первый век. Вступление в Комитет, тайное и чрезвычайно могущественное сообщество вампиров, правящих Нью-Йорком, было лишь первым шагом. Представление молодых членов Комитета всему сообществу Голубой крови было куда важнее. Оно являлось подтверждением прошлой истории и будущих обязанностей вампира. Поскольку особы Голубой крови в каждом цикле — так вампиры называли срок, соответствующий продолжительности человеческой жизни, — возвращались в разных физических оболочках и под новыми именами, их представление, или так называемый дебют, играло чрезвычайно важную роль в процессе осознания.
Мими Форс не нуждалась в герольде с фанфарами, чтобы тот ей сообщил, кто она такая или кем была прежде. Она — Мими Форс, самая красивая девушка в истории Нью-Йорка и единственная дочь Чарльза Форса, Региса — так именовали главу Совета старейшин и на редкость неприятного типа. Мир знал его как безжалостного медиамагната, чья компания «Форс ньюс нетуорк» охватывала весь земной шар, от Сингапура до Аддис-Абебы. Мими Форс — та самая девушка с льняными волосами, кожей цвета свежих сливок и полными губами, которым позавидовала бы и Анджелина Джоли, — была несовершеннолетней секс-бомбой с репутацией, производящей фурор среди наследников самых видных семейств города, горячих парней с красной кровью, известных также как ее люди-фамильяры.
«Но сердце ее всегда было и всегда будет куда ближе к дому», — так подумала Мими, глядя в другой конец зала, на своего брата Джека.
Пока что Мими была довольна. Все шло к тому, чтобы вечер в отеле «Сент-Регис» удался. Это было величайшее празднество года. В отличие от жалкого сборища, которое люди именовали вручением «Оскара», с актрисами, распускающими сопли, и корпоративной рекламой, бал Четырех сотен был чрезвычайно старомоден и очень придирчив к положению в обществе, красоте, могуществу, деньгам и крови. И к родословным, а точнее говоря, к родословным Голубой крови. Это был бал только для вампиров, самое закрытое мероприятие в Нью-Йорке, если не во всем мире.