Маскарад
Шрифт:
Однако это не могло продолжаться вечно. Коул прекрасно осознавал, что скоро все кончится. И, как ни удивительно, сознание быстротечности их романа служило ему психологической защитой.
Коул представил Реми капитана корабля Питера ван дер Хорна, краснощекого светловолосого скандинава. Устроив девушке небольшую экскурсию – ей показали в основном кубрик, камбуз и мостик, потому что палуба была завалена грузом, который матросы перетаскивали в трюм, – капитан ненадолго оставил Реми с Коулом на мостике, чтобы она могла получше рассмотреть вблизи
Коул не сразу заметил, что девушка странно притихла, поскольку шум вокруг стоял адский: тросы скрипели, рабочие громко кричали. Коул подошел к поручню и, притворившись, будто его внимание приковано к суматохе на палубе, принялся деловито объяснять:
– Эксплуатация «Девы» обходится нам дешевле, чем содержание «Дракона». Во-первых, здесь не нужна такая большая команда, а это уменьшает расходы на заработную плату. И, во-вторых, груз доставляется в контейнерах, поэтому вероятность, что его украдут, сильно снижается. В результате наши страховые выплаты стали существенно меньше. Вдобавок контейнеры легко грузить, и мы тратим теперь на погрузку всего несколько часов. А ведь долгие простои в порту тоже ведут к лишним расходам. Соответственно, теперь у нас высвобождаются средства, которые можно пустить в оборот. Больше рейсов – больше прибылей, – говорил Коул, стремясь заполнить тягостную паузу. – Недаром капитан Хорн считает «Деву»…
– Все, все, хватит! – Реми засмеялась и замахала на него руками. – Ты же знаешь, мне бесполезно объяснять такие вещи, Коул. Я все равно не способна отличить контейнер от танкера.
– Нашла чем хвастаться! – хмыкнул Коул.
– А я не хвастаюсь. Просто так оно и есть. – Реми повернулась спиной к перилам. Ветерок ласково трепал ее волосы. – Другое дело, если бы ты заговорил со мной о фарфоре…
Это она ввернула, чтобы лишний раз напомнить ему о той пропасти, которая их разделяет, решил Коул. Еще бы! Ведь она аристократка, а он грубый плебей…
Впрочем, Коул и без напоминаний не забывал об этом ни на секунду. Его взгляд упал на паром, направлявшийся к противоположному берегу.
– Погляди туда! – Коул указал рукой на район, называемый в народе «Алжиром». – Вон там я родился. В ветхом домишке возле площади Сократа.
Изначально это место называлось Алжирским мысом. Во времена французского и испанского владычества туда привозили рабов из Вест-Индии и Африки, но с тех пор прошло много лет и люди позабыли, с чем связано такое странное название.
– Говорят, «Алжир» – родина блюзов, – задумчиво откликнулась Реми и, повернувшись к Коулу лицом, спросила, как всегда, напрямик: – А ты давно там не был? Между прочим, в «Алжире» теперь ведутся реставрационные работы. Скоро он станет модным районом.
Коул моментально почуял в словах Реми какой-то подтекст.
– Ты хочешь сказать, я тоже войду в моду? – внешне шутливо, а на самом деле настороженно спросила он.
– Не знаю, – беспечно ответила Реми, и уголки ее рта весело приподнялись. – Разве тебя можно реставрировать, дорогой?
– Нет.
Она рассмеялась.
– Я так и думала. И, честно говоря, не представляю тебя другим. Как говорится, «принимай меня таким, какой я есть». Это ведь твое кредо, Коул? – Руки Реми скользнули вверх к его плечам. – Если б ты знал, как я рада, что ты – такой, какой ты есть – теперь мой!
Она хотела было обнять Коула за шею, но он ее остановил:
– А ты подумала, куда это нас заведет, Реми? Твои родные не одобряют нашу… связь. На губах Реми по-прежнему играла еле заметная улыбка, но она поспешила убрать руки и отступила на шаг назад.
– Они что, предъявляли тебе претензии?
Коул покачал головой.
– Пока нет, хотя, честно говоря, и такое возможно. Твой отец в замешательстве, Реми. Как управляющий вашей фирмой я его вполне устраиваю, но фирма – это одно, а дочь – совсем другое. Кровь у меня не та, понимаешь? Красная, а не голубая.
– Ты с ума сошел? Что за чепуха?
В глазах Реми загорелись гневные огоньки, однако Коул сделал вид, будто не замечает их.
– Это правда. Хочешь – признавай ее, хочешь – нет, но дело обстоит именно так.
– А по-моему, правда совсем не в этом, Коул Бьюкенен! – Реми обожгла Коула яростным взглядом. – Да, ты вырос в «Алжире», а я – в Гардене. Ты был беден, а я богата. В то время, как я каталась на яхтах, танцевала и веселилась на карнавалах, ты отчаянно боролся за существование. Ты потом и кровью зарабатывал себе на учебу в колледже, а я без труда поступила в самое престижное и дорогое заведение Нового Орлеана. Ты упорно пробивался наверх, а я пальцем о палец не ударила, на меня всегда все сваливалось с неба. Ну и что? Господи, неужели ты думаешь, что я стану судить о человеке по его происхождению или по его счету в банке?
И вот теперь она повторила то же самое – с прежним пылом и яростью. Надо же! Оказывается, она прекрасно помнит и свои слова, и чувства, которые тогда владели ею!
Коул напряженно замер, понимая: еще чуть-чуть – и Реми прорвет его оборону.
В тот раз Реми возмущенно отвернулась, но он не дал ей убежать, а поймал за руку и повернул лицом к себе – ему хотелось убедиться, что она говорит правду. А потом… потом Коул поцеловал ее на глазах у всего дока. Поцеловал под одобрительные крики и свист грузчиков. И Реми тут же сменила гнев на милость.
Сейчас Коул с радостью повторил бы эту сцену. Тем более что в глазах Реми и теперь полыхала страсть. Но он больше не доверял ей. Нет! Одного раза хватит с лихвой. Он дорого заплатил за свое заблуждение и не собирается повторять ошибок. Да и она кое-чему научилась на горьком опыте.
Огонь желания постепенно померк, поскольку Коул предпочел не распалять его. Глаза девушки мрачно потускнели. Может быть, зря он так боится? Она, наверное, все позабыла… Хотя… родные постараются ей напомнить. Да-да, в этом можно не сомневаться!