Маскавская Мекка
Шрифт:
Александра Васильевна выключила радиотранслятор, стоящий с краю рабочего стола и, нервно позевывая, подошла к окну.
Большой экскаватор шумно и неряшливо грузил землю из кучи в кузов покряхтывающего самосвала. С другой стороны от заляпанного глиной монумента трещал костер, валялись бетонные плиты, стояли люди с лопатами. Картину портила только парочка работяг, невозмутимо куривших на мокром бревне.
Что-то нужно было делать… звонить… организовывать… Она вороватым движением достала из ящика стола зеркальце, обежала взглядом лицо. Морщинки, морщинки… Но прическа в порядке… глаза блестят… щеки румяны… Интересно, Николай Арнольдович уже проснулся или еще спит?
Экскаватор
Потрясла головой, чтобы отогнать видение, и набрала номер.
— Товарищ Бондарь? Почему землю сразу не отвозили? Ведь экскаватору все равно куда сыпать! Что же ее два раза перелопачивать — сначала в кучу, потом в самосвалы…
Олег Митрофанович ответил.
— Это вы так думаете! — повысила голос Твердунина. — А вот я смотрю из окна кабинета — и вижу! И не возражайте мне, если знаете, что неправы!
Швырнула трубку и потерла виски. События в Маскаве… Какая-то «Маскавская Мекка», Рабад-центр… что за слова? Что за ужасная жизнь там!.. Клопенко должен доложить о реализации мобилизационной программы… Да, еще Глючанинов, Крысолобов… О черт!..
Хотелось думать только о нем. Воображать, что он скажет, когда они увидятся. Ей стало немного стыдно… но не перед ним, нет… так, вообще… Порозовев, вообразила миг, когда глаза их снова встретятся. Как он посмотрит? Смущенно? Радостно? Горделиво? Ночью ему было не до того, конечно… он был очень, очень сдержан, и если бы она не верила, что эта сдержанность диктовалась обстоятельствами, сочла бы ее холодностью. Нет, конечно, ему было не до нежности. Мало ему забот — еще эта чертова директива!.. Кажется, все прошло как нельзя лучше. Кандыба… да ну его к дьяволу, этого Кандыбу, о Кандыбе потом. С ним придется налаживать отношения, присматриваться… Но сейчас она будет думать только о любимом. Скоро они встретятся… Только бы увидеть в его взгляде любовь!.. почувствовать тепло… Как это важно!
Она с усилием перечитала намеченный вчера список дел… ни одно из них не показалось необходимым. И все-таки — что во-первых? Так. Клопенко. Крысолобов. Глючанинов… Набрала номер Клопенко. Занято. Нажала на рычаг телефона и задумалась, замерла с трубкой у плеча. Сколько лет его жене? Должно быть, она моложе… и красавица, наверное… Если Николай захочет с ней развестись, непременно поднимется шум. Шум, шум… это не только некстати, это просто невозможно в его положении!.. Но что до нее пожалуйста! Она готова! Карьера? Что значит карьера в сравнении со счастьем?
Она произнесла про себя это слово — счастье, — и поняла вдруг, что ожидание невыносимо. Может быть, самой спуститься вниз? Удобно ли это? А если он еще в постели и… ну… опять? Сердце сорвалось, полетело. Нет, нет!.. среди бела дня… это невозможно! Но если все же спуститься на минутку? Только на одну минуточку — разбудить его, посмотреть в глаза… пожать руку… Она скажет ему: «Доброе утро!» И будет стоять у двери, улыбаясь застенчиво и нежно. А он… что он? Александра Васильевна зажмурилась. Он скажет ей: «Сашенька! Ты уже на работе? В такую рань?» А она кивнет безразлично и ответит: «Да… Мне сегодня нужно было раньше… Но даже если бы не дела, я все равно пришла бы рано — ведь ты здесь!..» Он засмеется, встанет с постели… протянет руки… «Нет-нет-нет! — ответит она на его жест, качая головой. — Я на минуточку! У меня тысяча дел! Ты представляешь? Вместо того, чтобы грузить сразу в самосвалы, они будут десять раз перелопачивать! Нет, не надо… не
Дверь кабинета приоткрылась, и Зоя Алексеевна, мелко кивая, пролезла в кабинет.
— Человек к вам, — тускло сказала она, складывая руки на углом выпирающем животе. — Посетитель.
Платье на Зое было то же, что и вчера. Но брошка казалась крупнее вчерашней, и не зеленая, а ярко-красная, с тремя стекляшками.
— Пусть завтра приходит, — отмахнулась Александра Васильевна. — Не до посетителей…
— Упрашивает, — вздохнула Зоя. — Старичок, что вчера-то был. Говорит, насчет мавзолея…
— Это физик, что ли? — удивилась Александра Васильевна. — Ну, если насчет мавзолея, тогда просите. Да, и соедините меня с Глючаниновым.
Зоя Алексеевна упятилась обратно.
Твердунина потрясла головой, отгоняя от себя лишние мысли. Надо сосредоточиться. Так-так-так… кирпичики общества… кирпичики общества… О чем она?.. какие кирпичики?.. на кирпичном-то опять вчера печь полетела… Морока с этим кирпичным… кирпичики… о чем же это?.. Но так и не успела сообразить, а только встряхнула головой и сказала приветливо, когда дверь кабинета снова заскрипела:
— Смелее, смелее! Вы же знаете, я не кусаюсь!
— Товарищ Твердунина, — точь-в-точь как вчера бормотал старец, шатко приближаясь к столу. — Александра Васильевна!.. Вот уж спасибо-то вам, так спасибо!..
— Саве-е-елий Трофи-и-и-и-и-имыч! — сказала Александра Васильевна, широко и приветливо улыбаясь. — Вы все с тем же? С делами селенитов? С космической одиссеей? Ну, присаживайтесь, присаживайтесь, беспокойная вы душа!..
— Трифонович, Трифонович, — поправил Горюнов, моргая прозрачными глазами. — Да уж какая разница-то… хоть горшком, как говорится… дело-то не в этом… нет, я не с калэсом, не по Селене, Александра Васильевна, не по космосу… я, собственно…
— Садитесь, садитесь! — повторяла Твердунина. — Не в первый раз видимся, давайте уж без церемоний.
Жуя губами, Горюнов испуганно воззрился на Твердунину сквозь растресканные очки; чему-то вдруг в ее лице мгновенно ужаснулся, сорвал кепку и с облегчением смял в подрагивающих руках.
Твердунина выдержала мечтательную паузу и спросила:
— Так чем я вам могут помочь, Савелий Тро… Тимофеич?
Учитель вновь мелко засуетился, расправляя головной убор на колене, и наконец выговорил:
— Александра Васильевна, голубушка! Не велите казнить, велите миловать. Кабы не крайняя нужда — крайняя! — он отчаянно попилил горло ребром ладони, — никогда бы я к вам с этими пустяками… разве стал бы я отрывать от дел? Да боже сохрани!.. Только дело-то в том, что перегородку ставить никак нельзя. Уж я и в ЖАКТе, и в исполкоме — нельзя, говорят! Хоть что делай, а перегородку не ставь. Потому — окно-то одно в комнате, и створками вовнутрь, и ежели его разгородить, так оно и вовсе не открывается. А не разгораживать — так вторая половина темная, и дитю в ней заниматься нет никакой возможности. А меня в нее тоже никак, потому что она по метрам почитай что в полтора раза больше… кто ж допустит, чтоб дите с арифметикой в таком куцем углу, а старичье — на приволье? Да мне и вообще-то уж на бугор давно пора… ведь кряхчу из последних сил. Я им говорю — давайте ее, перегородку то есть, таким вот манером-то, наискось и воткнем… Но в ЖАКТе разве кому-нибудь что-нибудь докажешь?..