Маски Тутанхамона
Шрифт:
— Позже. Сейчас она отдыхает.
«Ей необходим долгий отдых, — говорила она себе, — чтобы восстановить силы». Уж она-то знала, насколько слаба царица.
Она отправилась в свою комнату и подняла корзину с кобрами. Одна из взрослых кобр устремила на нее любопытный взгляд.
— Я вас просила защитить ее, — сказала Сати. — Надо было понять, что вы должны защищать также того, кого она носила в себе и кого любила. Это — несчастье, — добавила она со слезами на глазах. — Очень большое несчастье.
Показались слезы и из глаз рептилий, которые смотрели на Сати, словно они были в отчаянии.
Нет, они ничего не
Большой зал дворца и Зал судебных заседаний были заполнены знатью, высокопоставленными особами и послами иностранных государств, пришедшими засвидетельствовать свою скорбь. Секретари и писцы не знали, куда складывать послания и подношения, и когда царь, опираясь на трость, появился ненадолго, чтобы выразить благодарность собравшимся, его осыпали уверениями в верности, криками горя и возмущения и призывами наказать виновников. Без конца целовали его руки и платье. Сопровождаемый Главным распорядителем церемоний Уадхом Менехом, еще более безутешным, чем когда-либо, а также Тхуту, своим секретарем Итшаном и носителями опахал, он говорил слова утешения и благодарности.
Для провозглашения его совершеннолетия обстановка была подходящей.
Но он желал это сделать при других обстоятельствах, не таких трагических. Он поднялся на верхний этаж и стал беседовать с Сеферхором.
— Государь, — сказал лекарь, — Ее величество спит, и я постарался сделать так, чтобы она спала как можно дольше. Сон — отрада для души. Я не думаю, что она поправится раньше, чем через несколько дней.
После этого царь отправился в гарем. Там царила гнетущая тишина. Место плотских удовольствий стало местом траура. При появлении царя наложницы поднялись. Затем они стали падать ниц, целуя его ступни и обнимая ноги. Они сетовали по поводу несчастного случая и ликовали из-за того, что божественные силы спасли его.
— Где Таемуадхису? — спросил он.
— Возле покойника.
Тогда он пересек дворец, чтобы попасть в то крыло, где находились покои Начальника конюшен. Там было людно, родители и друзья, рыдая, окружили ложе покойника, прежде чем его телом займутся бальзамировщики. Все расступились, чтобы дать дорогу царю. Матрона гарема с большим усилием, шатаясь, поднялась на ноги.
— Не вставай, — велел ей царь.
Она упала на колени и схватила руку, протянутую ей царем, целуя ее и покрывая слезами.
— Я словно потерял брата, — сказал он.
— Какая честь, твое величество…
Она не смогла закончить фразу, залилась слезами. Знала ли она, что ее траур был двойным? Ведь она потеряла и внука. Но царю не надлежало сообщать ей об этом.
Он долго рассматривал лицо Пасара.
Если его супруга любила этого человека, значит, он также должен испытывать к нему любовь и печалиться по поводу его утраты. Кроме того, Пасар был его товарищем, они вместе проводили счастливые деньки. Царь ему часто завидовал, но никогда не ненавидел.
Он был молод. Осирис снова и снова падал под ударами Сета.
— Я построю храм в его честь, — сказал царь.
Она покачала головой. Храм. Тело одного из двух ее сыновей через два дня будет передано бальзамировщикам.
Тутанхамон покинул ее. Ему хотелось поместить в сундук не только голову Смотрителя охоты, но также голову свергнутого регента.
Вечера стали вдвое длиннее в отсутствие Анкесенамон
Иногда Итшан украдкой наблюдал за ним. Он изучал маску, доброжелательную по отношению к нему, но царь всегда держался отстраненно. «Соблюдал ли царь обет жреца?» — спрашивал он себя. Спал он один, посещал гарем только по обязанности, а со времени несчастного случая больше вообще не показывался там. Только однажды вечером он позволил себе высказать свои соображения.
— Боги возвысили мою семью и заменили мне ее собой.
Между тем непреходящая грусть во взгляде его царственного компаньона убеждала Итшана в том, что Тутанхамон ощущал большую потерю, которая выпала на долю Анкесенамон.
Три царевны могли бы в какой-то степени компенсировать отсутствие царицы, но Тутанхамон делился с ними только воспоминаниями о речных прогулках на борту «Славы Атона». Они не знали, чем заняться. Когда они заканчивали болтать о пустяках с дочерьми знатных особ, они наряжались и пробовали благовония. Болезнь сестры сделала их более серьезными. Он пытался узнать, есть ли у них воздыхатели, и не обнаружил таковых. Они ожидали, что царь — а кто другой отныне мог это сделать, если не он? — позаботится об их бракосочетании с венценосными особами. Тутанхамон заметил проявление интереса у Итшана к одной из них. Старшей из трех царевен, Нефернеферуатон-Ташери, шел пятнадцатый год, красотой и горделивой осанкой она напоминала свою мать. Случалось, Итшан устремлял на нее более теплый взгляд, чем предписывала вежливость.
Царь был бы счастлив, если бы Итшан стал его шурином. Он пытался подготовить к этому царевну. Она его выслушала с удивлением.
— Мои сестры сочетались браком с царями, — сказала она. — Почему я должна довольствоваться простым человеком?
— В этой стране только один царь.
— Неужели нет такового в других странах? — возразила она. — Попроси одного из твоих иностранных послов найти того, кто бы мне подошел.
Он не настаивал.
Оставаясь живым, можно было ощущать себя мертвым. На самом деле траур — это расчленение.
Испытывая легкую затуманенность сознания от хмеля и мака, к чему привело лечение Сеферхора, Анкесенамон была подобна еще не лишившейся сознания утопленнице, которая смотрит на поверхность без желания туда всплывать.
Что там было, наверху? Пасар ушел. И будущее покинуло ее тело. Она легко поддавалась сну, желая, чтобы он был еще глубже и никогда больше не нарушался. Без пробуждения.
Но Сеферхор прятал свои микстуры.
Видения охватили ее пассивное сознание. Она снова видела Меритатон на террасе дворца в Ахетатоне. Неферхеру в лодке. Пасара, протягивающего ей послание с предостережением. Обнаженного Пасара на траве. Она чувствовала даже его сладкий запах. Она снова увидела похороны Сменхкары и плакала, так как из-за сумятицы в мыслях полагала, что это были похороны Пасара.