Маски Тутанхамона
Шрифт:
Через три дня уже с раннего утра она была готова. Синее траурное платье. Белая повязка на лбу. Белые сандалии.
Уадх Менех пришел торжественно сообщить царице о визите регента. Ай появился в сопровождении носителя опахал, своего секретаря и Усермона. Он опустился на колени, поцеловал руку царицы и встал.
— Твое величество, тело царя, твоего супруга, готово отправиться на Запад. Он ожидает твоего визита, прежде чем закроют саркофаги, — объявил он.
Она должна была возложить цветы. Накануне ее об этом предупредили. Первая придворная дама протянула ей венок из цветов мандрагоры
Мастер Асехем, его помощники и ученики расположились вдоль стены. Они склонились в низком поклоне. То же сделали Хумос, служитель Ка и все присутствующие многочисленные жрецы.
Царица сделала несколько шагов, которые отделяли ее от мумии, уложенной на позолоченное ложе. Вокруг было нагромождение кресел, сундуков, сосудов, статуй, глиняных кувшинов для вина, статуэток, различных приношений. Как предусматривал ритуал, Нефернеферура стала в изголовье, чтобы играть роль Нефтис, сестры Осириса, которая помогла Исис похоронить бога.
Анкесенамон смотрела на хрупкое тело, подготовленное для вечности, на пальцы в золотых кольцах и золотую маску. Та же маска, какую он надел при жизни, теперь была увековечена в золоте, украшена ожерельями и драгоценными камнями, а изображения кобры и грифа должны были защищать усопшего. Почти не было видно собственно мумии под грудой драгоценностей, ожерелий, браслетов, кинжала в золотом футляре с ручкой из горного хрусталя…
«Осирис…» — снова подумала она.
Она положила на лоб мумии венок из цветов мандрагоры и васильков.
Ай произнес ритуальные прощальные слова. Отчетливо произнося каждое слово, чтобы хорошо слышали все жрецы, он приветствовал царя, который отправлялся во владения своего отца Амона. Анкесенамон также произнесла ритуальные фразы в знак прощания с царем.
Затем жрецы подняли царские останки и уложили их в первый саркофаг, который стоял на подмостках, сверху поместили крышку и запечатали ее.
Анкесенамон вздрогнула: на саркофаге было изображение Сменхкары. Она пыталась поймать взгляд Ая, но он отводил глаза. Ее оцепенение было настолько глубоким, что когда она смогла его преодолеть, было слишком поздно. Но что она могла бы сделать? Еще один раз царский саркофаг использовался для обмана. Но на этот раз благодаря предательству два брата соединились в смерти. Возможно, так пожелали боги.
Подняли первый саркофаг и осторожно поместили его во второй, на который также надели крышку. Затем в третий.
Носильщики подняли все саркофаги на свои плечи, чтобы на этот раз поместить их в каменный саркофаг, стоящий на волокушах. Затем этот каменный саркофаг подняли и поставили на повозку, которая ожидала во дворе. Началась погрузка похоронного имущества. «Сколько предусмотрели повозок?» — размышляла Анкесенамон. Хоры плакальщиц уже были слышны из дворца.
Пропустив вперед верховного жреца, Ай возглавил процессию. Он пересек большой зал, затем двор, переполненный служащими и слугами, и, наконец, вышел через монументальные ворота. Понадобилась сотня мужчин, чтобы установить каменный саркофаг на повозку, запряженную
Когда Анкесенамон добралась до порога дворца, она увидела огромную толпу, ожидавшую на улице. Царевны, чиновники всех рангов, высокопоставленные особы в белых сандалиях следовали за ней. Царил неизбежный при формировании процессии беспорядок. Она повернулась, чтобы разыскать глазами Итшана, и не нашла его. У нее не было времени долго его искать, так как ведомая Хумосом и Аем процессия тронулась под грохот труб и крики плакальщиц. На корабль, отплывающий к месту захоронения — Месту Маат, ее сопровождал отряд военных, другой отряд замыкал шествие, следуя за девятью повозками, на которых везли саркофаг и похоронное имущество. Затем шли простые люди.
Время тянулось бесконечно. Она шла вместе со всеми, размышляя об одиночестве своего супруга в этих саркофагах. Наконец, прибыли на берег Великой Реки. Несколько парадных кораблей, среди которых она узнала «Славу Амона», были привязаны к опорам мостков. Еще одна людская толпа образовалась на берегу.
Но здесь были не только гражданские лица. Анкесенамон различила лес копий, которые блестели на солнце, как и головные уборы командиров. И вдруг раздались крики. Это военные кому-то преграждали путь. Кому? Внезапно вырвавшись из оцепенения, она увидела регента, бурно спорящего о чем-то с разводящим; судя по перу страуса на его голове, это был младший командир. Происходило что-то непредвиденное.
Хумос продвинулся к командиру.
— Любой человек, который намеревается преградить дорогу живому богу к месту его вечной жизни, будет проклят до третьего колена! — заявил он громко.
Командир, перекрывший дорогу, отступил.
— Все те, кто преграждает дорогу усопшему к вечной жизни, и их начальники никогда не узнают покоя в загробной жизни — с севера до юга этого царства! — заявил верховный жрец.
Это было высшее проклятие. И притом публичное. Тот, на ком был такой позор, не осмелился бы никогда показаться людям на глаза.
Растерявшись, солдаты стали шептаться, их ряды нарушились. Командир повернулся к ним и поднял руку. Придворная дама вскрикнула. С бьющимся сердцем Анкесенамон смотрела на происходящее, опасаясь столкновения.
Солдаты отступили.
После недолгого колебания Ай отдал приказ подниматься на корабль и первым взошел по сходням. Командиры стражников помогли присоединиться к нему супруге бога, затем поступили так же с царевнами и придворными дамами. За ними последовали жрецы, за исключением Хумоса, который жил в Карнаке. В то время как на корабль грузили их дорожные сундуки, пассажиры наблюдали с борта за успешной погрузкой саркофага и похоронного имущества. Другие участники процессии — высшее чиновничество, представители знати, послы следили за этим с других кораблей, в том числе и с «Мудрости Хоруса».
Таким образом, Ай сумел оказаться во главе траурной процессии. Отныне весь мир знал, что он будет царем.
По окончании четырехдневной церемонии в Месте Маат были запечатаны похоронные покои, затем вход в гробницу, и все присутствующие стали возвращаться в Фивы.
В темноте склепа под присмотром всех богов, которые его окружали, последний из Тутмосидов размышлял над этим парадоксом: мир в его царстве зависел от победы его врага.
Его жизнь была принесена в жертву Порядку. Точно как же, как и жизнь Осириса.