Маски
Шрифт:
— Район у нас только отстроился. Улицы еще не назвали, дощечек не прибили, дома все одинаковые. Трудно пока. Третьёва дни соседи домработницу себе взяли, а она пошла в магазин, купила то да се, а как вернуться домой, не знает. Два дни пропадала…
— …И, К, Л! — ответил Кривцов. — До свидания! — Через пять минут он нажал кнопку 137-й квартиры. Встретили его очень тепло. По общей атмосфере Кривцов понял, что гости уже всерьез начали провожать старый год.
— Запоздавший! — раздались крики. — Штрафную ему! — Кривцов, как говорится, отвесил поклон, представился, повинуясь
— А где же хозяин с хозяйкой? — спросил он вдруг, внутренне холодея. — Сергей Сергеевич где?
— Я хозяин, — ответил полный брюнет с усами, — только я не Сергей Сергеевич…
Кривцов уронил вилку на пол.
Несколько секунд все молчали, а потом комната сразу вдруг загудела. Кто-то смеялся, кто-то выкрикивал: «Не на те именины попал!», а одна женщина громко сказала: «А может, он жулик?»
На лестнице Кривцова догнал молодой человек.
— Возьмите ваше шампанское!
Квартал оказался не 14-м, а 13-м.
Но это была не последняя неудача Кривцова. Все точно так же, с небольшими отклонениями, повторилось и в другой квартире 137. Опять бедный инженер пил штрафную, опять его нагоняли на лестнице. Это была квартира 137 дома 4 (без «а»).
Показать «а» Кривцову никто не мог, встречные говорили, что это где-то совсем с другой стороны…
Одинокий человек с бутылкой шампанского в руке бегал по поселку, произнося как заклинание: «А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, К, Л…» Но делал он это зря. В очередной 137-й квартире, где его угощали как бога, а потом благородно вытурили, он узнал, что дома стоят отнюдь не в алфавитном порядке: рядом с корпусом «Б», например, стоит корпус «Ж». Надежда на алфавит рухнула. В голове шумело, и у случайных прохожих Кривцов спрашивал вообще уже нечто несусветное: «Квартал Л, корпус 4-а, дом 14».
Стрелка часов приближалась к двенадцати, и Кривцов решился на последнее — пойти в милицию. Пусть там разъяснят.
Но милиции эта работа оказалась не под силу. Таких заблудившихся, как наш герой, там оказалось очень много. Они стояли в очереди к окошку дежурного и бросали нервные взгляды на циферблат. Кривцов понял, что до двенадцати к Сергею Сергеевичу он не попадет…
Ему стало грустно, но в этот момент чья-то рука мягко легла на его плечо.
— Митя!
Кривцов оглянулся и узнал одного бывшего своего сослуживца, который в свое время немало попортил ему крови. Но так как больше знакомых и родных здесь не имелось, Кривцов обрадовался и этой встрече.
— Петя! — воскликнул он. — Тоже заблудился?
— Митя, у тебя шампанское? Вот здорово! Дежурный шампанское пить разрешил, сейчас стаканы достану. Без трех двенадцать.
Ровно в двенадцать друзья подняли стаканы. Кривцов успокоился, к нему пришло хорошее настроение, и он сказал своему собеседнику:
— Знаешь, а я никогда не думал, что в милиции так уютно… Но у меня дома лучше. Запиши адрес. Поселок Северный, квартал 11, дом 7/8, корпус В, квартира 241. Приходи, гостем будешь…
Злодей
С
Началось все с того, что он жестоко обидел своего заместителя Малинкина. Малинкин готовился отметить день рождения, пригласил гостей, жена два дня бегала по рынкам. И вдруг накануне самого празднества Порыжелов отдает приказ: Малинкин должен немедленно вылететь в командировку, самолет — через три часа.
Когда новорожденный узнал эту страшную весть, лицо его так изменилось, что он сразу стал казаться лет на двадцать старше.
— Как же?.. Как же, Дмитрий Степанович?!
— Вот так. Поедешь — и все.
Едва этот разговор окончился, как Порыжелову позвонила жена Малинкина. Супруга заместителя сначала умоляла, потом плакала. Потом снова стала умолять. Но безуспешно ссылалась она на то, что гости уже оповещены, а цыплята замаринованы. Порыжелов был непреклонен.
И Малинкин улетел. От гостей, от цыплят и от подарков. В тот же день Порыжелов очень сильно огорчил еще одного человека — своего старого друга Брынзеватого, который работал в научно-исследовательском институте. Брынзеватый пригласил Порыжелова на защиту своей диссертации: приходи, мол, и выскажись как производственник, ты же знаешь тему моей работы и горячо одобрял ее.
Порыжелов на защите диссертации присутствовал, но, к удивлению и ужасу Брынзеватого, диссертации не одобрил.
Как производственник Порыжелов выступал против, и, хотя говорил весьма сбивчиво, ученый совет пришел в замешательство. Защиту диссертации пришлось отложить.
Брынзеватому сочувственно жали руки и предлагали валидол на сахаре.
Но и Брынзеватый не был последней жертвой Дмитрия Степановича.
Едва Порыжелов вернулся с защиты диссертации в свой главк, как ему позвонил старый школьный товарищ Коля Мишустин:
— Приходи сегодня ко мне. У меня дочка родилась.
Вместо того чтобы выразить горячую радость по поводу рождения дочки, Дмитрий Степанович скептически произнес:
— Так-так… У тебя, значит, дочка? Но ты уверен, что она твоя?
Мишустин был человеком очень ревнивым, и слова насчет того, уверен ли он, заронили в его сердце сомнение. Приглашение он отменил.
То, что делал и как поступал Порыжелов, ни с какой логикой не согласовывалось и напоминало бред.
А это и на самом деле был бред. Все, о чем здесь рассказывалось, Порыжелов увидел во сне.
Он только что проснулся и тихо лежал в постели, размышляя об ужасах прошедшей ночи. Бывают же такие нелепые сны!
Впрочем, такие ли уж нелепые?
В ушах Дмитрия Степановича звучали возбужденные голоса Малинкина, Брынзеватого и Мишустина:
— Дима, у меня день рождения. Приходи. Ты не можешь отказаться. Тяпнем знатно!
— Степаныч, после защиты диссертации у меня сабантуй. Есть «Столичная», ямайский ром и коньяк «Двин».
— Порыжелов, отметим мою дочку! Мы же с тобой на одной парте сидели. Не придешь — всем скажу: сволочь и зазнался. В холодильнике — шесть бутылок. И все ждут тебя.