Масонство в прошлом и настоящем
Шрифт:
В своих исследованиях, посвященных вопросу становления галактик, английский ученый доказал, что «перенос тепловой энергии от ядра к внешней поверхности звезды происходит почти исключительным образом благодаря лучистой энергии». Он исследовал также содержание водорода в звездах и периодические пульсации цефеидов (сверхгигантских звезд). Он глубоко интересовался теорией относительности и сумел снабдить ее еще одним доказательством. 29 мая 1929 г., во время солнечного затмения, Эддингтон, находясь в составе британской экспедиции на Принцевых островах, фотографически установил, что звездный свет изгибается, проходя возле нашего светила. Тем самым он подтвердил одну из Эйнштейновых дедукций в связи с теорией относительности.
Абетти в своей «Истории астрономии» пишет, например, что «Эддингтон предпринял попытку разработать фундаментальную теорию, при помощи которой он собирался объединить в едином синтезе всю физическую науку своего времени, начиная с астрофизики, исследующей макрокосмос, и кончая современной физикой, сосредоточившей свое внимание на микрокосмосе. Объединив
101
Abetti G. Storiade H'Astronomia, p. 323.
Подобное сведение к единству физических теорий при помощи математики породило в связи с намерениями Эддингтона разговоры о неопифагореизме. Разве не утверждал Пифагор, что число есть сущность вещей? Переходя теперь к специфически эпистемологической проблематике, заметим, что Эддингтон единодушно считается сторонником спиритуалистических воззрений на проблему сознания. Например, Аббаньяно пишет, что «подобные воззрения основаны на признании того факта, что физика в недавней своей фазе ведет работу «в мире теней», перед лицом которого единственная твердая реальность — это та, которую человек может найти в самом себе… Тем самым единственная возможная дефиниция реальности может быть основана на ее отождествлении с содержанием сознания… Мир, о котором говорит наука, мир, состоящий из математических символов и формул, с этой точки зрения есть тень или символ реального мира — общины, населенной духами. Коль скоро наука остановилась, натолкнувшись на тень, то, следовательно, мистицизм имеет полное право подойти к подлинной субстанции самого мироздания» [102] .
102
Abbagnano N. Storia della Filosofia. Vol. III, p. 694–695.
Ознакомившись с подобными взглядами, которые по праву украсили бы любой серьезный трактат по эзотеризму, читатель обязан спросить: а что понимает Эддингтон под «мистицизмом»?
Есть мистицизм пассивный, в который человек бывает как бы погружен, находясь в плену архетипов коллективного бессознательного. Такой человек как бы пребывает в пещере Платонова мифа. Но есть и так называемый активный мистицизм, поддерживаемый и освещаемый светом идей. В принципе он совпадает с тем, что принято называть интеллектуальной интуицией. С ней же связан и путь инициации. Эддингтон, сформировавшийся как личность в школе точных наук и исповедовавший либеральное и прагматическое христианство (он принадлежал к «Обществу друзей» — так официально называют себя квакеры [103] ), говоря о мистицизме, по всей вероятности, имел в виду мистицизм второго типа.
103
Религиозное «Общество друзей» возникло в Англии в середине 1600 г. в связи с религиозной деятельностью Джорджа Фокса. Учение квакеров основано на представлениях о «внутреннем свете». Бог, полагают квакеры, непосредственно открывает себя отдельному человеку без посредников вроде Священного писания или церковной традиции. Они допустимы в качестве вспомогательного элемента, но главное — это личное переживание Бога. У квакеров нет разработанной догматики. В их общинах царит максимальная вероучительная свобода, которая позволяет соединять евангельские и пантеистические представления. Квакеры христиане, но прежде всего в этическом смысле. Их интегральный пацифизм хорошо известен. Они не навязывают веру в Иисуса как Сына Божьего, по этой причине они были отторгнуты от официальных направлений протестантизма. Культовая практика квакеров чрезвычайно проста. Они собираются для совместных медитаций, совершаемых в абсолютной тишине. Во время своих собраний квакеры свободно обмениваются своими суждениями о лично пережитом внутреннем опыте.
Английское масонство приняло в свои храмы немало квакеров. Но их прием в ложи создал сложную процедурную проблему. Дело в том, что квакеры, следуя евангельскому завету, отказываются приносить присягу или клясться. В 1835 г. Великая объединенная ложа Англии постановила, что квакеры могут быть освобождены от масонской присяги, произнося взамен слова торжественного обещания (см.: Jones В. Freemasons' guide and compendium, p. 280–281).
В своей работе «Наука и невидимый мир» Эддингтон пишет: «Один из известных законов излучения, сформулированный Кирхгофом, устанавливает, что сила абсорбции веществ пропорциональна их эмиссионной силе, так что лучшие абсорбенты являются лучшими излучателями. Неплохая тема для проповеди» [104] . Не правда ли, дорогой читатель, мы снова наталкиваемся на пример интуиции, порождаемой символом. Последняя фраза, сказан ная Эддингтоном, подразумевает скрытую аналогию, связывающую закон Кирхгофа со следующим стихом Евангелия от Луки (17, 33): «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее». В этом евангельском стихе заключено мощное этическое содержание — призыв «отдавать», а «не брать», отдавать самого себя делу. Но в нем же заключено и более тонкое, так сказать, эзотерическое увещевание [105] .
104
Eddingtоn A. S. Science and the Unseen World, p. 33.
105
См.: Rivista Massonica, № 5, mag. 1974, p. 259–271.
Согласно эзотерической интерпретации этого стиха, как и закона Кирхгофа, все сущес тво, для того чтобы добиться внутреннего освобождения, должно совершить восхождение от индивидно-животного до уровня надличностно-духовного. Оно должно как бы потерять себя, чтобы затем себя же обрести, то есть выйти из себя (отдать излучение), чтобы вобрать в себя как можно больше (абсорбировать) из универсальной духовной реальности.
В цитированном отрывке Эддингтон смело порывает с типичной для физиков привычкой никогда не рисковать выходом за рамки символико-синтетического описания формальных проявлений реальности. Он за символом пытается ухватить какой-то фрагмент метаформальной сущности.
Согласно Эддингтону, научные теории — это всего лишь «свободное творчество духа». Понять смысл подоб ного утверждения, думаем, нам поможет внимательное прочтение отрывка из другой его работы, «Природа и физический мир»: «…обладая селективной мощью, разум включил феномены природы в рамки системы законов, модель которой в значительной мере он избрал для себя сам. Открывая эту систему законов, мы можем полагать, что разум берет от природы то, что он сам в нее поместил» [106] . Гипотезу английского мыслителя разделяет другой выдающийся физик нашего времени, Вольфганг Паули (1900–1958), который писал в «Физике и познании»: «Возможность описывать феномены независимо оттого, каким образом они наблюдаются, более не реализуется, тогда как физические объекты имеют поливалентный характер, а посему — символический» [107] .
106
Abbagnanо N. Op. cit., vol. III, p. 695.
107
Rivista di Psicologia Analitica, marz. 1976, p. 261.
Итак, по Эддингтону, поиск законов природы и их открытие являются не чем иным, как результатом селективности интеллекта.
В подобном утверждении содержится глубокая эзотерическая концепция. Выходит, что интеллект имеет в себе самом «законы природы», врожденные модели, которые он накладывает на модальности развивающихся материальных процессов. Между интеллектом и природой, следовательно, исследуемой, классифицируемой и измеряемой, должны быть субстанциальная совместимость, субстанциальное сродство (как, например, между длиной и метром, единицей ее измерения). Природа же переводима во вселенную, а она в свою очередь должна быть субстанциально родственной интеллекту. Возможно, что в силу именно этой причины между тем и другим существует генеративная связь. Но в каком направлении? Интеллект неосязаем, невесом и непротяжен («связка мира», согласно дефиниции, которую Марсилио Фичино дал душе), он также и вне времени (пусть отчасти, но он может воспоминать прошлое, предвидеть будущее и, что самое важное, жить как в прошлом, так и в будущем). Физическая вселенная, наоборот, осязаема, весома, протяженна и связана с настоящим. И пусть не обманывает нас тот факт, что в силу парадокса расстояний, измеренных в световых годах, нам позволено видеть звезды такими, какими были они в отдаленном прошлом.
Проблема эта — игра пространства, тогда как нашему физическому взгляду доступно всегда только какое- то мгновение. Становление нам недоступно. Вселенная в целом никогда не бывает той, какой она была мгновение назад. Она является изменяющейся непрерывностью.
Изложив эти соображения, мы вправе предположить, что в контексте возможной генеративной связи, если допустить превосходство интеллекта над вселенной в том, что касается свободы, творчества и абсолютности, интеллект — это первая лучеиспускающая инстанция. По масонской терминологии, интеллект является архитектором вселенной. Если предположить далее, что интеллект — это функция духа, то становится ясно, что Эддингтон вплотную подходит к понятию универсальной духовности. Такой Эддингтон, разумеется, не мог не навлечь на себя гнев убежденных сциентистов, которые упорно противопоставляют науку религиозному чувству.
Язык символов, являющийся одной из отличительных особенностей масонства, едва ли не главной его чертой, таким образом, находит подтверждение и у некоторых творцов современной науки. Речь идет прежде всего о прочной ткани, сотканной Юнгом и цюрихской психоло гической школой, и о признании познавательной ценности символа эпистемологами и физиками.
В этой связи можно, например, предложить следующую гипотезу о символизме труда. В данном случае мы также станем оперировать собственными идеями и представлениями, полученными нами не из масонских источников, но являющимися результатом исследовательской работы. Быть может, наши размышления над этим вопросом помогут стимулировать работу в направлении изучения символики вообще.