Масоны и революция

Аврех Арон Яковлевич

Так обстоит дело с «поразительными» сверхсекретными директивами сверхсекретной организации, о которой пишет Н. Яковлев.

Глава 3. Масоны и дворцовый заговор

Как мы помним, свой рассказ о «Диспозиции № 1» Н. Яковлев закончил выводом о том, что речь шла о подготовке верхушечного государственного переворота, дополнив его глубокомысленными рассуждениями: люди, которые готовили переворот, не были так наивны, чтобы брать у масонов их допотопную символику, они отбросили все, кроме клятвы о тайне. В ложи по пять человек допускались женщины, а все ложи в конечном итоге подчинялись штабу верховного командования, который предписывала создать указанная «диспозиция».

Число пять взято И. Яковлевым, как уже указывалось, у Кусковой. Спрашивается, почему же он безоговорочно принимает эту цифру на веру, тогда как все другие источники, включая и показания Н. В. Некрасова, приведенные

Н. Яковлевым в конце книги, которым он придает такое же примерно значение, как «Диспозиции № 1», называют другие цифры? Раз налицо расхождение в источниках, историк обязан объяснить, почему в данном случае он отдает предпочтение этому свидетельству, а не другому. Ведь в конце концов не так важно, сколько членов было в ложах — пять или десять, хотя и это не пустяки, гораздо существеннее другая сторона дела — анализ источников, дающий право автору делать тот или иной вывод. Если же он подгоняет факты из разных источников под свою версию, руководствуясь исключительно субъективными представлениями, то его утверждениям нельзя верить.

Так же поступает Н. Яковлев и в отношении даты возникновения масонской организации. Он называет сентябрь 1915 г., а между тем все другие источники, которыми он оперирует, в том числе и письма Кусковой, называют другие, более ранние годы, начиная с 1906 г., т. е. задолго до того как возник «Прогрессивный блок», провал переговоров которого с правительством Н. Яковлев и считает причиной возникновения тайной организации масонов. И здесь перед нами акция чистого субъективизма в отношении источников.

Эту дату Н. Яковлев заимствовал у Мельгунова, не оговорив этого ни единым словом. Последний же по этому поводу писал следующее: «В 1915 г. явилась мысль о возрождении масонских организаций, инициатива исходила из Киева. И цель была чисто политическая. Под внешним масонским флагом хотели достигнуть того политического объединения, которое никогда не давалось русской общественности. Объединение должно было носить характер «левый». В сущности органического отношения к «уснувшему» масонству эта организация не имела, за исключением личных связей. Так, активную роль играл, между прочим, один из прежних масонов, член Думы Некрасов. В организацию, по моим сведениям, входили представители разных политических течений, до большевиков включительно.

О существовании этой организации я знаю уже потому, что меня туда звали. Среди звавших был покойный В. П. Обнинский. Н. И. Астров рассказывал, что звали и его, — переговоры вели Н. Н. Баженов, С. А. Балавинский и одно из ныне здравствующих лиц» [1] .

В этом свидетельстве верно лишь одно: самого Мельгунова звали в масонство действительно в 1915 г. Все же остальное отнюдь не бесспорно. Некрасов, на которого ссылается Мельгунов, очень определенно называет другую дату — 1910 г. В этом году, показывал он, «русское масонство отделилось и прервало связи с заграницей, образовав свою организацию «Масонство народов России» [2] . Керенский, как мы помним, датой своего вступления в «нерегулярную» ложу назвал осень 1912 г. Никакого «уснувшего» масонства, как об этом пишет В. И. Старцев [3] и как будет показано дальше, вообще не было, да и сам Мельгунов невольно доказывает это, ссылаясь на имена Баженова и Балавинского, которые в первую очередь должны считаться «уснувшими», если считать эту версию действительно имевшей место. В. А. Оболенский свидетельствует, что он «три года подряд избирался одним из трех выборщиком Высшего совета» [4] , чего не могло быть, если бы организация возникла в 1915 г.

Глава 3. Масоны и дворцовый заговор

Примечание 1.

Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту: заговоры перед революцией 1917 года. С. 185—186.

Глава 3. Масоны и дворцовый заговор

Примечание 2.

Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. С. 230.

Глава 3. Масоны и дворцовый заговор

Примечание 3.

См.: Старцев В. И. Революция и власть. М., 1978. С. 205.

Глава 3. Масоны и дворцовый заговор

Примечание 4.

Slavic Review. 1968. V. XXVII. N 4. P. 606.

Кстати говоря, Мельгунов утверждает, что масоны 1915 г. придерживались ритуала. «В масонстве 15 г., — писал он дальше, — много было наивного. Люди говорили о ритуале, не отдавая себе в

нем отчета. Для многих таинственность была своего рода психологической игрой. Я решительно отказался вступить в масонскую организацию, так как для подлинного объединения мне казались ненужными и запоздалыми традиционная внешность...», уместная во Франции, но непригодная в России [5] . Это свидетельство Н. Яковлев опустил, поскольку оно не стыкуется с его концепцией и утверждением, взятым у Кусковой, и Керенского, о том, что ритуал был отменен. Почему же Н. Яковлев избрал именно пять и 1915 г.? Надо полагать потому, что пятерки выглядят конспиративнее и, следовательно, внушительнее, чем, скажем, десятки, а дата 1915 г. нужна ему для увязки масонской организации с дворцовым заговором. Заметим, однако, что идея о заговоре появляется годом позже, в 1915 г. ее еще не было. Кстати говоря, в интересах своей собственной концепции Н. Яковлев просто должен быть заинтересован в более ранней дате. Всякой организации, пусть она даже масонская, нужно время для того, чтобы стать сильной, разветвленной, хорошо организованной и влиятельной. Шесть—восемь лет за плечами — более или менее подходящий срок, чтобы добиться такого положения. А как можно поверить, что организация, только что возникшая, тут же обзавелась централизованным руководством, многочисленными периферийными организациями, проникла во все партийные и политические слои общества, захватила там ключевые позиции и немедленно приступила к осуществлению отнюдь не малой акции — государственного переворота, должного передать власть из рук одного класса другому? Почему такая простая мысль не пришла Н. Яковлеву в голову — непонятно.

Глава 3. Масоны и дворцовый заговор

Примечание 5.

См.: Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту: заговоры перед революцией 1917 года. С. 186.

На основании «Диспозиции № 1», цена которой нам теперь хорошо известна, и письма Кусковой к Вольскому автор делает поистине глобальные выводы. «Прервем пока интригующее путешествие в призрачный мир политических силуэтов минувшего, — пишет он. — Для наших целей достаточно указать, что руководители российской буржуазии отнюдь не были безобидными людьми, полагавшимися лишь на легальную партийную деятельность. Напротив, они были очень рукастыми, не только ворочавшими капиталами, но и изобретательными интриганами. В самом деле, разве был иной путь затянуть генерала или офицера императорской армии в тенета заговора, как предложение оказать услугу «братству», а не принимать участие в «большой политике». Психологически расчет был точен».

Даже если считать «диспозицию» подлинным масонским документом, исходившим от реально существовавшего «Комитета народного спасения», а письмо Кусковой стопроцентно адекватным истине, и то они не дают оснований для такого вывода. Какими капиталами, кстати, ворочала та же Кускова или Керенский? Доведем заодно до сведения читателя, что даже у Гучкова не было никакого капитала, которым он мог бы «ворочать». Почему не было иного пути «затянуть» офицера в «тенета заговора», кроме масонства? Князь Вяземский, которого Гучков втянул в свой заговор, не был масоном, генерал Крымов также. Известный «морской кружок» Рейнгартена также ничего не имел общего с масонством. А главное, повторяем, содержание обоих документов решительно не позволяет делать сколько-нибудь серьезные выводы.

«В делах такого рода судить нужно по фактам», — пишет далее Н. Яковлев. Это очень хорошее заявление. Но вот что тут же следует за ним: «Масонская организация дала посвященным то, что не могла предложить ни одна из существовавших тогда буржуазных партий, — причастность к «великому делу». Вместо ложной риторики, пустой партийной трескотни — работа бок о бок с серьезными людьми. Работа «чистая», ибо не требовалось идти в массы, общаться с народом, которого российские буржуа в обличье масонов чурались и боялись не меньше, чем ненавистные им соперники у власти — царская камарилья».

За этой «ложной риторикой» (выражение Н. Яковлева) — ни одного факта и к тому же незнание действительного положения в «тогдашних буржуазных партиях», о которых Н. Яковлев судит так уверенно. Почему, скажем, кадетская партия не создавала у своих членов ощущения причастности к «великому делу»? Наоборот, такие люди, как Милюков, Шингарев, наконец, тот же Некрасов, которого автор считает весьма умным и талантливым человеком, и многие другие, в том числе и знаменитый наш ученый академик В. И. Вернадский, искренне верили в то, что они служат своей стране, а что может быть более великого, чем интересы страны? И как вообще может существовать партия, если она не верит в то, что служит большому делу? Почему, наконец, кадеты Шингарев, Некрасов, Оболенский, все члены своего ЦК, только став масонами (и оставаясь при этом кадетами), стали «серьезными людьми»? Приходится только удивляться и разводить руками.