Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 – начало 1980-х гг.)

Козлов Владимир Александрович

– Ты еще можешь меня послушать. Пока. Но они – уже нет. Учатся всему методом проб и ошибок. И за ошибки иногда приходится платить очень дорого… Но тут ничего не поделаешь.

Магнитофон щелкнул, кассета кончилась. Включился автореверс, кассета закрутилась в другую сторону.

– А главное, что я могу сказать насчет всего этого: жизнь продолжается. Что бы ни случилось, жизнь продолжается. Я это и Наташе уже сказал…

– Он вернется к ней?

– Леша? Вряд ли. Два года – слишком долгий срок. Кроме того, в одну реку нельзя войти дважды. Он вернется не тем человеком, каким ушел. Армия

меняет людей в любом случае. И вообще, я не верю в то, что нужно два года ждать друг друга, что это – какая-то проверка чувств и тому подобное. Ерунда все это…

– И вы ей это так и сказали?

– Примерно так. Но это роли не играет, она же все равно не послушает…

* * *

Я и мама сидели на диване, Наташа – в кресле. По телевизору шел фильм «Огненные дороги». Свет в зале был тусклый – одна лампочка в люстре давно перегорела, а папа забывал заменить, и мне тоже было лень.

Щелкнула входная дверь, открылась. Зашел папа, захлопнул дверь, закрыл на ключ. Он с шумом стащил с себя куртку, сбросил ботинки. Наташа, не отрываясь, смотрела на экран.

Папа подошел и встал в дверях, взялся за косяк.

– Что, опять набрался? – спросила мама. – И что вы сегодня отмечали? Допрыгаешься, поймают в троллейбусе – и заберут в вытрезвитель, а потом на завод напишут… Особенно теперь, когда с этим строго…

– Тише! Мы, кажется, смотрим фильм! – крикнула Наташа.

Папа пошел в спальню, закрыл за собой дверь.

– А ты могла бы это и спокойнее сказать. – Мама повернулась к Наташе. – Ничего там в кино такого важного не было…

– Мне просто противно это слушать. Хочешь выяснять с ним отношения – иди в ту комнату.

– У тебя не спрошу, что делать.

– Ладно, успокойтесь вы, – сказал я.

– А ты вообще сиди и молчи, когда с тобой не разговаривают.

Из спальни послышался папин храп.

* * *

Пацаны столпились вокруг парты Кузьменка. Я подошел, влез между Стрельченко и Кравцовым. Кузьменок раскладывал на парте карты с голыми бабами – не настоящие, а перефотографированные.

– У кого ты купил, у Цыгана? – спросил Кравцов.

– Не твое дело, у кого я купил… Эта ничего, да?

На карте была баба с длинными волосами, сфотографированная сзади. Она стояла на коленях.

– Зае…сь фото, – сказал Кравцов. – Он хмыкнул. – Сейчас бы ей засадить, да?

Кузьменок глянул на него.

– Что засадить?

– Как что? Ты что, сам не понял?

– Не, а ты скажи. Может, я тупой, а?

– Ладно, что ты, как это самое?

– Что это самое? Ты что, что-нибудь знаешь про это? Ты знаешь, что такое малофья? Ты знаешь, как е…утся? Видел когда-нибудь? Нет? А хули ты тогда – «засадить»?

– А ты, типа, видел… – сказал Кравцов. – Или, может, уже сам, а? Ты только видел, как твоя мамаша е…тся с мужиками. Все знают, что она водит мужиков…

Кузьменок дал Кравцову в челюсть. Кравцов слетел с парты, проехал на жопе по проходу, стукнулся головой о стол. Он встал, вышел из класса. Зазвенел звонок. Кузьменок сгреб карты в портфель.

Прошло пять минут истории. Историца листала журнал и ковыряла в ухе дужкой очков. Дверь класса открылась, зашла завуч.

– Извините,

Людмила Николаевна. Здесь чэпэ, можно сказать. – Завуч закрыла за собой дверь. – Ребята, у меня к вам очень серьезный вопрос… Мне стало известно, что у одного из вас есть картинки неприличного содержания. Очень неприличного содержания, я бы сказала. Думаю, что вы все понимаете, что такие картинки смотреть нельзя и тем более нельзя приносить их с собой в школу… Мы, конечно, постараемся разобраться, как и откуда они появились… Но сейчас мне гораздо важнее, чтобы тот, кто принес их сегодня в школу, сам в этом признался. Честно и откровенно, по-пионерски. Это не значит, что его сразу простят, потому что проступок действительно очень серьезный, но раскаяние смягчает наказание, как вы знаете из детективных фильмов… Итак, кто принес неприличные картинки в школу?

Коля повернулся ко мне и шепнул:

– Как ты думаешь, кто заложил? Кравцов?

– Вряд ли. Кузьменок бы его потом вообще убил.

Голова Кравцова была заклеена сзади пластырем. Пониже пластыря в волосах засохла кровь.

– А кто тогда?

– Не знаю. Мало в классе шестерок, что ли?

– Ребята, – сказала завуч. – Я не хочу вас расстраивать, но если виновный не признается сам, то может так получиться, что наказаны будут все. Я жду еще ровно одну минуту…

Кузьменок поднялся.

– Пойдем со мной, – сказала завуч. – И сумку свою возьми…

Кузьменок прошел по проходу, шаркая шлепанцами. Завуч открыла дверь. Кузьменок вышел, завуч – за ним.

– Что ему будет? – спросила Неведомцева. – Выгонят из школы, да?

Историца надела очки.

– Нет, из школы, может, и не выгонят, но разговор будет серьезный. Это ж надо – до такого докатиться…

* * *

В зале загорелся свет. На экране шли титры. Люди вываливали из кино, их было много, хоть фильм и говно – «Битва за Москву». Я смотрел уже, может, штук сто разных фильмов про войну, но нормальных было мало, только «Семнадцать мгновений весны». Спешить было некуда – уроки я сделал еще днем. Я повернул от «Родины» на Ленинскую.

По другой стороне, мне навстречу, шел папа с какой-то теткой в длинном черном пальто. Она держала его под руку и что-то говорила. Меня они не видели.

Я остановился, подождал, пошел за ними. Они повернули во двор третьей школы, прошли через него, вышли на Пионерскую. Что-то хлопнуло. Я дернулся. У подъезда трехэтажного дома стоял малый – лет десять, – держал в одной руке хлопушку, в другой – нитку от нее. На утоптанном снегу валялись конфетти.

– Что, сосцал? – спросил пацан.

– Сейчас я тебе сосцу…

Пацан убежал.

Папа и тетка перешли Пионерскую напротив магазина «Техника в быту», повернули в переулок возле магазина «Овощи и фрукты» и вошли в подъезд пятиэтажки. Над дверью висела табличка «Наш дом борется за звание дома образцовой культуры и порядка».

Двор был узкий, за ним начинались деревянные одноэтажные дома. Во дворе стояла беседка, рядом – качели с оборванной цепью. Я зашел в беседку, сел на лавку.

Из подъезда вышел пацан в черной куртке, расклешенных штанах и больших рукавицах, может года на два старше меня. Он посмотрел на меня. Я спросил: