Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 – начало 1980-х гг.)
Шрифт:
Мы вышли на Орджоникидзе, повернули на Ленинскую, прошли мимо «Игрушек». Я не захотел заходить при Леше – чтоб он не думал, что мне это интересно, как какому-нибудь малому.
– Зайдем потом в пивбар возле «дуньки», – спросил Леша.
– Возле чего?
– «ДК Швейников». Его так называют: «дунькин клуб» или просто «дунька». Там пиво обычно свежее… Ты пиво еще не пьешь или пьешь уже?
– Нет, не пью пока.
– Ну, ничего, скоро начнешь. Всему свое время, как говорили древние греки.
Мы подошли к деревянной будке звукозаписи –
Леша достал из кармана Наташину кассету «Sony». Папа привез ей три штуки таких из Ленинграда.
Рыжий кучерявый пацан в будке взял ручку и обрывок бумажки, глянул на нас.
– Что будем писать?
Я отомкнул квартиру, зашел и громко хлопнул дверью – так, на всякий случай. Дверь в зал была приоткрыта. Играла музыка, концерт «Динамика» – тот, который мы с Лешей записали в звукозаписи:
Мне надоели прелести скитаний, Я думал о Москве, И кадры с разноцветными мечтами Крутились в голове. Солнечный луч, улыбаясь, Вел меня в родные дали, Вместе со мной возвращаясь, Туда, где любили меня и ждали.
Из зала выглянула Наташа – раскрасневшаяся, веселая.
– Можешь меня поздравить! Я поступила!
Она подошла и чмокнула меня в щеку. Леша тоже выглянул, кивнул.
– А кому ты должна сказать спасибо? Мне и твоему бразеру. За то, что поддерживали тебя морально в это трудное для тебя время…
– А я и говорю спасибо.
Наташа еще раз чмокнула меня, надолго присосалась к Лешиным губам. Он погладил ее спину под белой майкой.
– Короче, мы празднуем, и ты тоже мой руки и присоединяйся, – сказала Наташа.
На журнальном столике стояла бутылка портвейна «Агдам» – в ней оставалась примерно половина. В коробке лежали остатки торта «Гвоздика». Леша достал из пачки «Космоса» две сигареты, посмотрел на меня.
– Ты точно курить не будешь?
– Буду.
– Сегодня можно, – сказала Наташа. – Сегодня – такой день, что все можно. И выпей за меня. Чисто символически.
Она взяла рюмку из тонкого стекла, с узором на боку – такие на семейных праздниках ставили ей и маме, остальные пили из граненых, – налила до половины.
– Вот, держи.
Я взял рюмку, попробовал, сморщился.
– Все еще впереди, – сказал Леша. – Помяни мое слово. Пройдет два года – и будешь искать, где бы выпить, а сделать это будет все сложнее и сложнее. Слышал, наверно, про эту бодягу – «борьба с пьянством и алкоголизмом»? За водкой сейчас знаешь сколько надо в очереди стоять? И продавать начинают только в два… Так что пей, пока наливают…
Я одним махом выпил портвейн, поставил стакан на стол, прикурил сигарету, сделал затяжку. Наташа налила себе и Леше. Они чокнулись, выпили, стали целоваться. Их сигареты дымились в пепельнице. Играла песню «Спортлото». «Номер первый – Металлист-Харьков», – крикнул Кузьмин. Зрители заорали и захлопали.
– Видно, концерт в Харькове, – сказал Леша.
Он наклонился, поднял с пола листок – он выпал из журнального столика.
– Это сочинения маминых учеников, – сказала Наташа.
– «Сочинение на тему “Моя любимая игрушка”», – прочитал Леша. – «У меня есть кукла. Ее зовут Даша. Я ее люблю, но у нее кривые ноги. Но я не обижаюсь, что у нее кривые ноги».
Он захохотал, я и Наташа тоже.
– В сентябре опять пойдешь в свой кружок? – спросила Наташа.
– Не знаю. Может, пойду, а может, и нет.
– А ты сам хочешь?
– Пока еще не думал.
– Лажа это, а не кружок, – сказал Леша. – Мне Наташка рассказала про этого твоего тренера. Если все это правда, то его скоро выгонят за пьянку. Раньше могло еще прокатить, а сейчас уже нет. Я тебе говорил – надо делать в школе ансамбль. Вот это – да, это клево, а модельки с мотором пускать – это детство…
– В кружок и по семнадцать лет ходят пацаны…
– Пусть ходят, это их дело. А я говорю про тебя.
Леша открыл окно, высунулся, глянул вниз. Я пристроился рядом с ним. По дорожке шли два пьяных мужика.
– Борьба с пьянством ничего не даст. – Леша хмыкнул. – Как пили, так и пьют, только теперь не «чернило», а «Секунду» и мозольную жидкость…
– Ты эти сказки другим рассказывай, – Наташа улыбнулась. – Мозольную жидкость точно не пьют.
– Если я говорю, значит, знаю, – сказал Леша. – У меня сосед, дядя Гриша – он уже лет десять бухает каждый день. А как стали очереди, водка подорожала – он сразу перешел на мозольную жидкость. Хочешь – я тебя к нему отведу…
– Не надо меня к нему отводить… Ладно, поверю… Но не представляю, как такое можно пить…
– А я читал в журнале «За безопасность движения» про дядьку, который съел автомобиль, – сказал я. – Где-то в Англии или во Франции. Каждый день отпиливал от своего «Моррис-мини» по куску, мелко дробил и проглатывал. И там еще было написано:
«Удивительно, что он сам протянул еще несколько лет после этого».
Я вывел велосипед за калитку, вынул из «кобуры» тряпку, протер крылья и раму. Этим летом ничего нового я к велику не добавил, только наклейку на «кобуру», «ВАЗ-2106» – привез из Москвы.
У колонки стояли два дядьки и что-то пили из бутылочек с желтыми наклейками. Такие бутылочки постоянно бросали в бабушкин огород – ее забор был рядом с колонкой. На наклейках было написано «Настойка календулы».
– Что, выезжаешь в рейс? – спросил один.
Я не ответил, оттолкнулся от асфальта, перекинул ногу через раму, сел, крутнул педали.
– Э, стоять! – крикнул пацан в желтой майке и облезлых спортивных штанах. Он и еще два стояли у магазина в Тишовке – деревне сразу за переездом. Я уже проехал магазин, и догнать они меня не могли. Я показал им фигу.