Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 – начало 1980-х гг.)
Шрифт:
На Доме советов на уровне шестого этажа висели портреты: Маркс, Энгельс и Ленин. Голова Энгельса была самой маленькой, а Ленина – самой большой. По бокам портретов, начиная с предпоследнего этажа, на окна был натянут красный материал. Внизу, с двух сторон от памятника Ленину и трибуны, висели еще портреты. Первый справа был Горбачев, остальных я не знал.
Когда я был малый, папа брал меня с собой на демонстрацию, но мы не стояли с колонной завода, а просто ходили. Один раз видели, как по Первомайской шел женский духовой оркестр ГУМа – все в желтых шляпах
Долгобродова говорила Тимуру:
– Я сестре в Днепропетровск звонила – говорит, там паника уже из-за аварии на АЭС. Якобы погибли там не два человека, а несколько десятков, и ядерное загрязнение сильное…
– Я по «Голосу Америки» слушал – там сказали, что радиоактивное облако движется на Европу, то есть нас, может быть, уже накрыло…
– И что это значит?
– Что нельзя было вообще ни на какую демонстрацию сегодня выходить, тем более школьников выводить… Но у нас всегда все делается так. Одни лишь разговоры – перестройка, демократия…
– Ладно, не надо только про это кричать. Тем более при учениках…
– А они, думаешь, ничего не понимают? Взрослые уже…
Я проснулся. В трусах было склизко и мокро. У меня стоял. Только что приснилось, что я сижу в раздевалке с Шатурой и Воронковой и трогаю Воронкову за груди.
За окном было пасмурно. Ночью, наверно, шел дождь. Перила балкона были мокрые. На трубках антенны висели капли. Далеко, за домами, ехал поезд. На кухне играло радио:
Этот День ПобедыПорохом пропах,Это праздникС сединою на висках.Это радостьСо слезами на глазах.День Победы!День Победы!День Победы!* * *Пахло сиренью. Кусты росли рядом с мастерскими. Малые рвали ветки с цветами, приносили в школу, и они валялись в коридорах на полу.
Я и Кузьменок сидели на заднем крыльце. Мы симуляли геометрию.
Я сказал:
– Сегодня тренировка. Ты пойдешь?
– Не пойду. Ну его, этот бокс. Говно. Есть пацаны – ни в какой бокс не ходят, а машутся лучше всех. А ты пойдешь?
– Не знаю.
– Будешь в «чу»?
Я кивнул, положил на крыльцо «дипломат».
– Я трясу, – сказал он, собрал свои и мои копейки в ладонь, накрыл другой ладонью и несколько раз тряхнул.
Я сказал:
– Чу!
Кузьменок разжал ладони. Копейки посыпались на «дипломат». Он забрал монетки, которые упали орлами кверху, взял пятак, ударил по пятнарику, перевернул.
– Ты мухлюешь, – сказал я. – Я все видел, ты помог себе пальцем.
– Не-а. Я его не трогал пальцем, он сам перевернулся.
– Ни хера не сам. Ты помог пальцем. Ты и тот раз тоже мухлевал.
– Сам ты мухлевал. Иди ты на… понял?
– И ты иди на… Не буду с тобой больше играть.
– Типа я с тобой буду. Забирай свои копейки.
– А те, которые ты взял?
– Те – уже все. Я их выиграл. Может, скажешь, я и там мухлевал?
– Подожди, как это ты выиграл? Ты берешь те, которые были сразу твои, а я – свои. Разве нет?
– Ясный пень, что нет. Раз уже сыграли, то сыграли. Это уже все мое. Если хочешь, забирай свое из этих.
– Ладно.
Я забрал свои пятнадцать и две двушки.
Кузьменок положил в карман все остальное и пошел к воротам.
Я подошел к турникам, снял пиджак, повесил на брусья, залез на большой турник, стал подтягиваться. Раз, два, три… Десять, одиннадцать, двенадцать… Все. Я спрыгнул с турника.
Я вынул из ящика «Комсомольскую правду» и «Рабочую смену» – ее выписывала Наташа. Снизу поднималась Кондратьевна со второго этажа. Мама говорила, что она раньше, до пенсии, работала в нашей школе, вела биологию, но я ее уже там не видел.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Здравствуй, Игорек. Как дела у вас? Как будущие родственники?
– Какие будущие родственники?
– Как какие? Ты что, не знаешь ничего? Не знаешь, что Наташа ваша выходит замуж?
– Нет, не знаю…
– Они точно придут? – спросил я Кузьменка. Мы сидели под навесом остановки на Рабочем, лузгали черные семечки, плевали шелуху под ноги.
– Придут. Раз я сказал, значит придут.
– Во сколько?
– В семь.
– Они что, к экзаменам не готовятся? Их же специально вчера отпустили – восьмые и десятые классы, – чтобы начинали готовиться…
– Какие там экзамены? Никто там не готовится, даже отличники. Все гуляют…
– И что мы с ними будем делать?
– Как что? Походим по Рабочему, потом пойдем к кому-нибудь домой е…ся. У тебя свободная хата?
– Нет.
– Это плохо. И у меня мамаша дома. Может, у них у кого-нибудь…
– Ничего не будет. Они не пустят к себе прямо так, с первого раза. Мы их толком не знаем…
– Думаешь, они такие примерные?
– Ничего я не думаю.
– Ну и все.
Я глянул на часы – полвосьмого. Шатуры с Воронковой не было. Пока мы сидели, ушли три троллейбуса «двойки» и два автобуса: шестьдесят четвертый – «Могилев – Селец» и единица – «Зеленый Луг – Залуцкого».
– Не придут они, – сказал я. – Раз до сих пор не пришли, значит, вообще не придут.
– Знаю сам, без тебя!
– А чего ты психуешь? Это я, что ли, с ними базарил? Это мне они обещали?
– Какая разница, кому обещали? Я с ними, суками, поговорю…
– Ну и что ты им сделаешь?
– Потом увидишь.
– Ладно, что сейчас будем делать?
– Поехали в город.
– И что там?
– Не знаю… Погуляем, может, кого-нибудь снимем.
– Ты это каждый раз говоришь, но никого еще не сняли. Ты всегда сцышь подойти…