Мастер-арфист
Шрифт:
— Да, долгонько. И теперь по-новому смотрю на размеры нашего континента.
— Ну, он у нас немаленький.
Робинтону подумалось, что Райда, наверное, при рождении отлили в определенную форму, — и теперь, к своим тридцати Оборотам, он оставался таким же, как в детстве. Ну что ж, арфисту человек предсказуемый даже полезен.
— Как себя чувствует твой отец? С ним все в порядке? И как поживает леди Хайяра? — вежливо спросил Робинтон.
— У отца серьезные нелады с суставами. — На лице Райда проступило беспокойство. — Нашему целителю не удается ему помочь, он только ненадолго снимает боль.
Райд вздохнул — и ничего не сказал о второй жене отца. Что ж, это тоже было в его стиле.
Но шум, который производил
Болтая без умолку — это позволяло ей не обращать внимания на Райда, она ограничилась сдержанным кивком в адрес пасынка, — леди Хайяра кликнула слугу и послала его отнести сумки Робинтона в отведенные ему покои, а сама повела гостя в комнату, где уже накрывали на стол. Леди велела подать кресла себе и арфисту, извинилась перед Робинтоном за отсутствие лорда Майдира, а потом поведала, что Майзелла вот-вот выйдет замуж за одного очень славного молодого холдера. Она очень радовалась приезду Робинтона — он ведь наверняка побалует их новой музыкой. Она уже так давно не слышала ничего новенького! Так что если у Робинтона есть что-нибудь новое, это просто великолепно — конечно, если это мелодии, которые может петь нормальный человек. Тут леди спохватилась, что и кому она говорит, и принялась извиняться. Нет, конечно же, сочинения его отца производят очень, о-очень глубокое впечатление — но для свадьбы они не совсем подходят, ведь правда же?
Дождавшись, когда леди сделает паузу, чтобы набрать в грудь воздуху, Райд вклинился в ее монолог и сказал, что пойдет сообщить лорду Майдиру о прибытии арфиста и узнает, может ли Робинтон официально представиться лорду прямо сейчас. И еще скажет арфисту Эварелю о приезде подмастерья.
Эта реплика ничуть не сбила радостного возбуждения, овладевшего леди Хайярой. Леди принялась выкладывать Робинтону все подряд: в холде сейчас много учеников, Майзелла в свободное время помогает арфисту Эварелю, а тот страдает от болезни суставов почти так же сильно, как ее супруг, но мужественно выполняет свои обязанности, Эварель очень обрадуется появлению опытного помощника, а то их холдеры, похоже, состязаются, кто наплодит больше детей — интересно, чем это вызвано…
Робинтон с трудом удержался, чтобы не рассмеяться, и попытался сосчитать отпрысков, которых леди подарила лорду Майдиру за Обороты, прошедшие с тех пор, как они с мамой покинули Бенден-холд. Уж кому бы сетовать на многодетные семьи! За это время Хайяра родила еще семерых — а значит, теперь у нее десять детей. Не удивительно, что Райд предпочитает поменьше о ней говорить. Ведь Хайяра своей плодовитостью здорово осложнила ему жизнь. Нет, конечно же, Райд будет рад, если у него появятся новые надежные помощники; а девушкам он постарается подыскать хорошую партию… Но Робинтон очень надеялся, что в Бенден-холде нет честолюбивого и коварного племянника.
Допив кла, Робинтон сказал, что пойдет, пожалуй, в классную комнату и посмотрит, не нужен ли он мастеру Эварелю.
— Но ты ведь только что с дороги! Ты проделал такой длинный, такой ужасный путь! Неужели он потребует, чтобы ты сразу брался за работу?
— Мне следует узнать о пожеланиях Эвареля, леди Хайяра. Но смею вас заверить: путь был не слишком утомительным, и меня везде хорошо принимали.
Он еще раз поблагодарил хозяйку дома за теплый прием и угощение и, по привычке, двинулся было к черной лестнице. Леди Хайяра окликнула его и указала на главную лестницу.
— Подмастерье Робинтон, позвольте вам напомнить о вашем новом положении, — с легким замешательством
Пожалуй, из всего, что Робинтон когда-либо слышал из уст леди Хайяры, это больше всего напоминало выражение неодобрения.
Робинтон поклонился и, пробормотав, что от старых привычек нелегко избавиться, зашагал к лестнице, которой ему теперь подобало пользоваться.
Появление Робинтона и его готовность без промедления приняться за работу весьма порадовали мастера Эвареля, ибо из-за болезни суставы старого арфиста распухли и причиняли ему сильную боль.
— Обычно Майзелла играет для меня, но сегодня ее нету, — ворчливо произнес Эварель — и Робинтон заподозрил, что арфист, помимо всего прочего, теряет голос. А ведь раньше у него был тенор… — Так что, если ты не слишком устал…
— Совершенно не устал, мастер Эварель. Я с радостью вам помогу. Быть может, мне следовало бы поторопиться вчера вечером…
— Нет-нет, ночью по этой дороге ехать опасно! — взмахнул рукой Эварель, успокаивая Робинтона.
Юноша сходил за гитарой.
Тем временем дети, сидевшие в классе, хихикали, переговаривались и нетерпеливо поглядывали на долговязого новичка.
Как раз в тот момент, когда Робинтон пропел первый куплет первой из учебных Баллад, до него донесся рокот барабанов; прервавшись на миг, он расшифровал краткое сообщение: «Арфист в порядке».
Робинтону понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что в послании говорится о нем. И то, что о нем сообщают по барабанной связи, окончательно заставило Робинтона почувствовать себя здесь желанным гостем.
Так началось его второе пребывание в Бенден-холде.
По просьбе Эвареля вещи Робинтона отнесли в комнату, в которой маленький Роб жил вместе с матерью во время первого своего визита в Бенден. Теперь это были покои Эвареля, и тот, конфузясь, предложил Робинтону разделить их — если, конечно, подмастерье согласен. Супруга Эвареля скончалась несколько лет назад, и старый арфист чувствовал себя неуютно, занимая такие большие покои в одиночку. Робинтона предложение чрезвычайно порадовало, поскольку, хотя в холде Плоскогорье внутренние покои были отделены от внешних только коридором, он все-таки предпочитал жить в комнате с окнами. Глупо, конечно, что каменные стены вызывали у него давящее ощущение, — ведь и сам Робинтон всегда жил в четырех стенах, и множество людей благополучно провели жизнь во внутренних покоях больших холдов и цехов… Но все-таки Робинтон любил, когда в любой момент можно выглянуть наружу. А кроме того, покои, которые они занимали вместе с мамой в самый счастливый период его детства, вызывали у Робинтона особенно теплые чувства.
Обязанности подмастерья в многолюдном, кипучем холде заметно отличались от всего, что было в его жизни раньше, но Робинтон никогда не относился к любителям ничегонеделанья. Если он не вел уроки, не дежурил на барабанной вышке — вообще-то связью ведал Хайон, старший из отпрысков Хайяры — или не отправлялся на несколько дней в объезд владений Бендена, проверить, как налажено обучение в мелких холдах, то занимался починкой музыкальных инструментов или приводил в порядок ноты и переписывал обветшавшие листы. Эварель с его больными руками уже не мог содержать архив в порядке.
Когда настали холода, леди Хайяра повадилась являться к ним в покои в сопровождении местного целителя, мастера Йорага. Они приносили таз с теплым воском, чтобы делать аппликации на простуженные суставы старого арфиста. Еще леди использовала ароматические масла для растирания — они повышали подвижность суставов.
— Лучше б вам принять предложение нератцев, — неизменно говорила она, едва перешагнув порог. — Здесь холодно, а для ваших суставов холод вреден!
— Со мной все будет хорошо, леди Хайяра, — так же неизменно возражал старик Эварель, — ведь теперь есть Робинтон, и он мне помогает.