Мастер боя (Мое имя - Воин)
Шрифт:
– Спасибо тебе за все, – сказала она и почти официально пожала ему руку, однако не выпустила ее, а задержала в своей ладони.
– Да не за что, – качнул головой Петр. – Одно дело все-таки делали. А ты молодец! Смогла за такой короткий срок так подняться…
– Я не об этом говорю, – перебила его Ксения. – А хотя… Пусть все остается так, как есть. И, наверное, мы с тобой уже не увидимся.
– Почему? – удивился он. – Что-то случилось?
– Нет, просто я так думаю, – качнула головой Ксения. – И так будет лучше нам обоим. Прощай!
И это была только одна потеря в количественном составе пассажиров автобуса. Стриженых парней Роткевича заменили два
Один из двоих, чернявенький, даже дежурил у дверей туалета на польско-белорусском переходе, когда Петр изволил его посетить. Он немного удивился такому вниманию, однако пустил все на самотек. Выходившая из Петра усталость последних месяцев заставляла быть равнодушным ко всему окружающему миру. Практически всю дорогу до Москвы он продремал в кресле автобуса.
Их поздним вечером доставили прямиком в пансионат. Только Сева Мельников сошел раньше у станции метро. У него было свое жилье где-то в спальном районе на Юго– Западе столицы.
А в десять часов утра вся команда сидела за длинным столом в кабинете у Вилена Владимировича Слуцкого. Там была и Ксения. А говорила, не увидимся! Правда, она не смотрела в сторону Петра и по окончании приема сразу исчезла.
Встреча с президентом фонда была недолгой. Слуцкий произнес поздравительную речь и вручил каждому по тонкому конверту. Даже Лена, не участвовавшая в основных соревнованиях, как и все, получила такой же конвертик. Возвратившись в пансионат, Петр обнаружил в нем банковский чек на двадцать пять тысяч долларов. Совсем не густо, особенно зная, что денежный приз, вручаемый команде – победителю «Бриллиантового льва», составляет полмиллиона баксов. Явно не остался внакладе Вилен Владимирович, взяв его на полный пансион с не менее полным социальным пакетом. Однако с призовыми за звание суперчемпиона, которые Петр практически не использовал, сумма набиралась неплохая. Особенно если учесть, что еще полгода назад в его кармане была, в соответствии с мудрой поговоркой, вошь на аркане да блоха на цепи.
Еще несколько дней Петр жил в пансионате. Он скоро остался один. Леон уже на второй день после возвращения выехал из их домика в неизвестном направлении, о котором Петр догадывался. Отставной легионер еще на приеме договорился со Слуцким об отпуске. Еще через день съехал Азамат. Парень долго жал руку Петру и смотрел по-собачьи преданными глазами на своего уже бывшего наставника. А куда он отправляется, не сказал. Петр мог только догадываться. И догадки эти на приятное не наводили.
Правда, от одиночества он не страдал. Точнее – ему не давали это сделать. Петр чувствовал постоянное наблюдение за собой, где бы ни находился: в своем домике, на прогулке или в бассейне. Даже на утренней пробежке по лесу его в отдалении сопровождал «спортсмен», с которым потом он неоднократно сталкивался и среди дня. Это наводило на определенные мысли, однако Петр ничего толкового по поводу излишнего внимания к своей персоне надумать не мог. Хотя предположений было немало. И предпринимать ничего не собирался. Он просто привык подчиняться течению жизни, которое несло его по извилистому руслу этой жизни в неизвестность.
На пятый день, вскоре после завтрака, Петру сообщили, что Слуцкий ждет его сегодня у себя и уже выслал
Без пяти час Петр вошел в приемную президента Фонда ветеранов правоохранительных органов. Ровно через четыре минуты он открыл дверь в кабинет Вилена Владимировича. Приветливо улыбаясь, Слуцкий вышел из за стола и крепко пожал ему руку.
– Присаживайтесь, Петр, – сказал Вилен Владимирович и указал на стул у приставного столика. – В ногах правды нет, а разговор у нас может быть долгим. А может, и коротким. Но уж серьезным – точно.
– Спасибо, – поблагодарил Петр, сел на указанное место и, как воспитанный мальчик, положил руки на колени. – Я готов к серьезному разговору.
Слуцкий, не присаживаясь в кресло, прошелся по кабинету, задумчиво поглядывая на спокойно сидевшего Петра.
– Скажите, зачем вам это было нужно? – неожиданно спросил генерал.
– Что именно? – недоуменно посмотрел на него Петр.
– Сдать Роткевича и его людей немецкой полиции, – отчеканил Вилен Владимирович.
– Каких людей? Какой полиции? – попытался изумиться Петр, однако сам понял, что у него это плохо получается.
– Хорошо. Не будем переливать из пустого в порожнее, – кивнул головой Слуцкий. – Перейдем к очевидному…
Он шагнул к полированной горке, на которой стояла аппаратура, и включил магнитофон. Кассета уже заранее была вставлена в гнездо. Колонки выдали поначалу малые помехи, а потом Петр вдруг услышал из них свой голос. На пленке был записан его разговор с франкфуртской полицией. Как могла эта запись оказаться в руках Слуцкого, можно было только догадываться. Недаром он так скоро после произошедшего с Роткевичем сорвался в Германию и днями болтался неизвестно где. Видимо, русско-немецкая дружба времен Эрика Хонеккера и «Штази» не полностью ушла в небытие.
– Не пытайтесь доказывать, что это говорите не вы, – категорично махнул рукой Слуцкий. – Эксперты установили полную идентичность вашего голоса с голосом человека, сообщившего немцам о Роткевиче и его людях, провозивших… – Вилен Владимирович на секунду замешкался, но все же договорил до конца, – таллий.
– Чего, чего? – не понял его Петр. – Тали… что?
– Таллий, – четко по буквам повторил Слуцкий. – Это такой порошок. Очень интересный и нужный… некоторым людям.
– А может, вы все же ошибаетесь? – нахмурился Петр. – И ваши эксперты что-то напутали с голосом…
– Увы, если бы это было так, – вздохнул отставной генерал, раскрыл тонкую папочку, достал и бросил на стол перед Петром фотографии.
Качество снимков было не ахти, однако Петр, разговаривающий по телефону в гаштете, был хорошо различим. Прикинув на глаз ракурс и угол съемки, Петр определил, что фотографировали его из автобуса. Вот так сюрприз! И кто же это расстарался?
– Взгляните на цифры в углу снимка, – обратил его внимание Слуцкий. – Там обозначено число и время съемок. Оно до секунд совпадает с разговором, в котором вы сообщили полиции о Роткевиче и его людях. Это зафиксировано в документах франкфуртского отделения.
Петр молчал, рассматривая фотографии. Ему действительно нечего было возразить отставному генералу.
– Я повторю свой вопрос: зачем вам это было нужно? – переспросил его Слуцкий.
– Как-то само собой все получилось, – пожал плечами Петр.
Что самое интересное, он говорил чистую правду.
– Идиотизм какой-то, – развел руками Слуцкий. – Прямо дите малое…
– Я понял, что эти парни тащат из России в Германию что-то запрещенное, и решил сообщить об этом немецким полицейским.