Мастер Чуки и Волшебное Котомирье. Книга вторая
Шрифт:
С пригорка, как я уже упоминал, открывалась чудесная панорама, вполне достойная кисти художника. В низине, переливаясь и сверкая на солнце, лежало живописное озерцо овальной формы. В прозрачных водах его отражалось голубое небо, и облака, спешившие куда-то наверху, совершенно симметрично повторяли своё движение в зеркальной озёрной глади. Берега обрамляла полоса песка, а дальше шли заливные луга, с травами такого сочного цвета, которого в городе ни за что не встретишь.
Полевые цветы источали непередаваемый словами аромат, который в сочетании с трелями птиц и стрекотанием кузнечиков, создавал совершенно
Довершали пейзаж широко раскинувшиеся вслед за лугами леса, уходившие вдаль, насколько хватало взгляда, как бесчисленная армия зелёных великанов.
***
Вдоволь налюбовавшись местной красотой, я направился к дому в надежде, что друзья мои уже вернулись, и можно будет поделиться впечатлениями. И, действительно, все, за исключением Сержа, были уже в сборе и с аппетитом уписывали из мисок что-то вкусное. Я с удовольствием присоединился к ним.
После трапезы начался обмен первыми впечатлениями. Я выразил восхищение местной природой. Жорж, который успел побывать на берегу озера, с упоением рассказывал о своей давней мечте заняться изучением морских наук. А Брунгильда с Клотильдой поведали о том, что встретили самую настоящую мышку.
– Она такая хорошенькая! – восторгалась Клотильда. – Только, почему-то увидев нас, очень испугалась и убежала.
– А я тебе скажу, почему она испугалась, – решил прояснить ситуацию Жорж. – Всё оттого, что некоторые кошки и коты употребляют этих самых мышек в качестве пищи.
– Не может быть! – возмутилась Брунгильда. – Варварство, какое! Им, что сухого корма и консервов не хватает? Поедать таких прелестных существ – это, по меньшей мере, аморально!
– Мало того, – продолжал подливать масла в огонь Жорж, – некоторые ещё и птичек едят.
Этому заявлению Брунгильда и Клотильда, вскормленные в своём Котомирье целебным нектаром, отказались верить наотрез, заявив, что такого просто не может быть.
– Успокойтесь, девочки, – решил утешить их я. – Мы, к счастью, к таким экземплярам не относимся. Хотя, те, которые прибегают к подобным методам пропитания, делают это не от хорошей жизни, и их тоже можно понять.
Глава 8. Кот Диоген
В этот момент появился, наконец, Серж, в сопровождении весьма своеобразной личности. Это был кот Диоген, который внёс абсолютно неподражаемый местный колорит в нашу городскую компанию.
Вообще-то, как мы позднее узнали, изначально у него было более прозаическое имя, назвать которое Диоген категорически отказался, мотивируя тем, что это не имеет никакого значения. Своё же нынешнее имя он торжественно присвоил себе сам, в честь Диогена Синопского, который жил ещё до нашей эры и практиковал крайний аскетизм, проживая, по преданию, в бочке.
Наш новый знакомый, подобно древнегреческому тёзке, добровольно отказался от домашнего уюта и прочих благ цивилизации и тоже поселился в старой дырявой бочке, брошенной кем-то на окраине деревни. Диоген гордо именовал себя гражданином мира, или «космополитом», правда, слово это он произносил на разные лады, то «космосполитом», а то «комсополитом», вариаций было множество.
Однако некоторые слабости не были чужды и ему, поэтому, проголодавшись, он шёл перекусить домой, а, насытившись, снова гордо удалялся в бочку, демонстрируя тем самым свою полную независимость.
Внешний вид у Диогена был, мягко говоря, не очень презентабельный. Было заметно, что он не слишком заботится о своей внешности, считая это пережитком прошлого. Шерсть на нём висела клочками, а кое-где и вовсе свалялась в колтуны, но всё это были сущие пустяки по сравнению с широтой его души.
Наружная оболочка, по мнению Диогена, не представляла никакого интереса и служила лишь для защиты от холода. Главным же являлось то, что находилось внутри. Всё духовное он ценил гораздо выше материального. Спустя некоторое время, я понял, что только в таких безмятежных просторах и способен зародиться столь широкий душевный размах.
***
Диоген был готов в любую минуту дня или ночи прийти на помощь, причём ему было совершенно неважно, нуждался кто-нибудь в этой помощи или нет. Он просто помогал и всё, без лишних вопросов. Бывало, он будил нас по нескольку раз за ночь, и с выражением тревожной озабоченности спрашивал, не требуется ли его помощь.
Такое излишнее рвение поначалу несколько утомляло нас, но понемногу мы привыкли и перестали так нервно реагировать. В конце концов, выспаться можно было и в любое другое время. Долго сердиться на Диогена было совершенно невозможно, настолько он был непосредственный и открытый. А все излишества происходили, несомненно, от широты его души.
Ещё одной отличительной чертой Диогена являлась особая витиеватость его речи, обогащённая множеством ярких образных выражений. Мысли свои он формулировал довольно сумбурно, и на первых порах нам с большим трудом удавалось понять его. Казалось, что некоторые части предложений куда-то исчезали загадочным образом, а их место занимали слова и фразы, заимствованные совсем из другого текста.
Помню, как-то мы отдыхали в беседке, и Брунгильда попросила меня что-то принести. Мне было лень идти, и я сказал, что схожу позднее. Диоген решил сделать мне замечание, и произнёс незабываемую фразу, которую мы ещё долго вспоминали потом и при каждом удобном случае вставляли её в свою речь.
– Ты тут не прав, – сказал он серьёзно. – Ты в этой просьбе ей никак отказать не моги… или не можи? – добавил он после некоторого размышления. – Как правильно-то будет?
Мы все прыснули от смеха, а Клотильда, всегда очень тактичная, решила аккуратно намекнуть ему на ошибку.
– Понимаешь, Диоген, – начала она издалека, – эта фраза построена стилистически неверно, так что оба эти слова не годятся в данном случае.
– О-о! – восхищённо сказал Диоген, округлив глаза до невозможности. – А как же надо правильно?
– Ты мог бы сказать, например, так: «Ты не прав, что отказываешь ей в этой просьбе», – терпеливо объясняла Клотильда.
– О-о! – вновь зачарованно произнёс Диоген, сражённый наповал высокой образованностью Клотильды.
Но подобное случалось не часто. В основном мы старались не поправлять нашего нового друга, чтобы сохранить его особую самобытность.