Мастер Исхода
Шрифт:
Голубки легли рядышком на мягкую травку, а я поднял копье, распрямил наконечник и похлопал по плечу впавшего в ступор Мишу:
— Очнись, брат! Нас ждут великие дела!
Сказать, что поселок спал, было бы ошибкой. Ночная жизнь здесь кипела и переливалась через край. Пляски, пение и радости плоти, через владельцев которой иногда приходилось перешагивать. Это да еще пара-тройка попыток втянуть нас в объятия праздника жизни — вот и все препятствия, возникшие на нашем пути.
Джунгли встретили нас парой светящихся во мраке глаз и басовитым мурлыканьем.
Миша
— Расслабься, Михалыч! Свои! — И обнял на всякий случай, чтобы и у Лакомки не осталось сомнений по поводу того, кто друг, а кто — закуска.
Глава тридцатая
Выбор между сталью и бронзой
— Да они, в общем, хорошие люди, — вещал мой новый товарищ, удобно устроившись под мышкой у своего мохнатого тезки и уплетая печенку добытого Лакомкой подсвинка. — Я бы сказал — просто замечательные. Разумеется, с поправкой на то, что это все-таки рабовладельческое общество. Они очень гармоничны, Володя. Точнее, многие из них. В рамках своего времени и общества.
— А как насчет грабителей на дорогах? — поинтересовался я.
— Я сказал — в рамках своего общества. Вот, например, этот грозный парень, — Миша почесал надбровье своего тезки. (Мой медведь одобрительно хрюкнул — где надо почесал.) Ты же не станешь спорить, что он хорош? А представься ему возможность прихватить лишний кусок у какого-нибудь растяпы, неужели он откажется? Так и эти люди. Они играют по своим правилам, но играют честно.
— Насколько мне известно, десятка три этих честняг сейчас тащится по нашим следам с самыми агрессивными намерениями, — заметил я.
— Не согласен! — возразил Михал Михалыч. — С тем же успехом можно считать агрессивным пастуха, отправившегося за потерявшейся овцой. Не забывай: у них нет других домашних животных, кроме себе подобных. И обращаются со своими рабами они намного лучше, чем это делали наши предки с Земли-Исходной. Не исключено, что причина такого добродушия — здешнее пищевое изобилие. В любом случае своих рабов они не едят, как это нередко случалось у диких племен.
— Зато их едят, — напомнил я.
— Не стану отрицать, — Говорков несколько погрустнел, но все равно возразил: — Хотя — не факт. Я ни разу не видел, чтобы Маххаим ели кого-нибудь из местных. Ни разу…
— Что ж, — сказал я. — Если твои бывшие хозяева такие хорошие, попробуем с ними договориться.
Мы могли бы просто уйти. В первом марш-броске Говорков показал себя молодцом. Вряд ли аборигены рискнули бы отправиться в длительную и рискованную погоню из-за одного беглого раба. Но мне очень не хотелось покидать эту местность. Очень уж любопытно было побывать на противоположном берегу. Поглядеть на оборотней, так сказать, в домашней обстановке.
Светить моих зверушек я не стал. Если информация о Мишке и Лакомке дойдет до Маххаим, они могут устроить на меня форменную охоту. А характер у меня такой, что роль охотника мне нравится намного больше, чем
Посему, когда изрядно подуставшие (всю ночь шли как-никак) аборигены под утро добрались до нашей стоянки, я встретил их один.
Вернее, пристроился в хвост усталой цепочки, похлопал по плечу крайнего аборигена наконечником копья и поинтересовался, не хочет ли он передохнуть?
Абориген подпрыгнул и с перепугу даже попытался сделать во мне дырку. Я отобрал у него копье, бросил на землю и очень громко осведомился, не хотят ли почтенные следопыты просто поговорить.
«Почтенные» сделали попытку взять меня в кольцо, однако место я выбрал удачно (к тропе с обеих сторон вплотную подступал густой колючий кустарник), и тактический маневр провалился.
Тогда вперед выступил хозяин «похищенного имущества» (его охотно пропустили) и высказал все, что он обо мне думает. В этом описании я выглядел малосимпатично. Впрочем, и сам потерпевший тоже смотрелся не очень. Легкое сотрясение мозга от удара в челюсть — это не страшно. Но лучше бы ему некоторое время избегать тяжелых физических нагрузок.
Я раскрыл ладонь, на которой лежали две железные чешуйки, и поинтересовался, хватит ли этого, чтобы мы стали друзьями? Если не хватит, то очень жаль, потому что парня я не отдам, а больше у меня ничего нет. Кроме, разве что, копья. Копье было тем самым, которое я отобрал у «потерпевшего», но права на него мой оппонент предъявлять не спешил.
Он задумался.
Я ждал, демонстративно поигрывая кисточкой своего львиного пояса.
За спиной продавца матрешек теснились три десятка его сородичей, но призывать меня к ответу в существующих обстоятельствах они могли бы максимум попарно. Сторонников силового решения проблемы я что-то не замечал. Ближайшие ко мне аборигены даже отступили на шаг, оставив потерпевшего со мной один на один. Но он еще колебался, когда неподалеку раздался грозный рык Мишки.
Аборигены заметно напряглись и зашарили взглядами по зарослям.
Не то чтобы они очень испугались, но рык был внушительный. Многообещающий…
Еще пара секунд — и выбор между железом и бронзой был сделан. Как всегда, в пользу железа.
Глава тридцать первая
Охота на оборотня
— Нет, не думаю, что здесь есть какое-то общегосударственное управление, — сказал Говорков. — Я, во всяком случае, ничего такого не заметил.
— А как же парень, который следит за порядком на рынке? — спросил я. — Тот, что пошлину собирает?
— Он местный, — ответил мой новый товарищ. — В поселке есть что-то вроде совета старейшин. Они его и назначили. А сборы они же и делят. И споры всякие разрешают тоже они.
— Чистая демократия, — заметил я.
— Это вряд ли, — не согласился Говорков. — Скорее, родовые связи. И старейшины эти не столько правят, сколько следят за сохранением порядка. За соблюдением законов, вернее, традиций, которым стараются следовать. Главное здесь, судя по всему, система родственных связей. И правила обмена. Натурального и денежного. Деньги тут, кстати, в большом ходу: медь, серебро и такое вот железо, как у тебя. Оно, кстати, не ржавеет. Интересно, почему?