Мастер Исхода
Шрифт:
Лакомка все это время сидела на берегу и взирала на нас с большим неодобрением. Разыгравшийся Мишка окатил ее водой. Лакомка обиделась и объявила охотничью забастовку. Пришлось позавтракать фруктами.
Вообще-то я очень люблю своих зверей. Больше, чем кого-либо из двуногих сородичей. Они не просто друзья. Они — моя семья. Моя единственная настоящая любовь.
Я знаю, о чем говорю, потому что однажды, еще до первого Исхода, я полюбил одну девушку. Но… Я ушел в Исход, а она осталась. Вновь мы встретились через шестнадцать лет. К этому времени у нее родился сын. Мой сын, который
У Спасателей не бывает человеческих семей. У меня масса приятелей и подруг на всех планетах, где я побывал. Подозреваю, что и детишек у меня изрядно: очень многие девушки просто мечтают родить от Мастера Исхода, надеясь, что ребенок унаследует способности отца. Честно говоря, я их не понимаю. Роль матери в воспитании такого ребенка минимальна. Как только ребенка оттестируют (а это происходит еще в перинатальный период — и уже тогда начинается особая работа по формированию зародыша), мамашу возьмут на особый контроль. После родов вокруг малыша сразу образуется тесный круг из инструкторов, эмпатов и прочих специалистов. А годика в три ребенка у матери вообще заберут. Навсегда.
Я не понимаю таких девушек, зато я прекрасно понимаю государства, которые всячески поощряют подобные настроения. Возможно, непоследнюю роль играет и материальный стимул. За рождение Одаренного матери полагается такая премия, что всю остальную жизнь она может провести бездельничая и купаясь в роскоши. Разумеется, речь идет о развитых Землях. Но и в колониях матери Одаренных не бедствуют.
Пока ждали Марфу, Лакомка с Мишкой спали, а я занимался сапожными работами. Запарило меня ходить босиком. Неудобно, да и опасно. Моя разведчица вернулась, как раз когда я закончил. Вернулась слегка потрепанная, но очень гордая. Птеродактиль или какая-то другая летучая тварь вознамерилась ею позавтракать. Но позавтракала Марфа. Победа стоила ей нескольких перьев и укушенной лапы. Укус я промыл, а перья со временем вырастут новые. Пустяки. С большим трудом удалось напомнить Марфе, что посылали ее не за приключениями, а с конкретным делом.
«Да, — сообщила Марфа. — Я нашла. Только я очень устала и поэтому поеду верхом». На Мишке то есть.
Мы все знали, что Марфа не столько устала, сколько обожралась. Летать на сытый желудок она страшно не любит. На сытый желудок она предпочитает подремать. Не будь она так труслива, мы бы ее увидели не раньше полудня. Но здесь, в незнакомой местности, когда вокруг шастает и летает столько страшных созданий, Марфа предпочитает дремать поблизости от нас.
Двинулись обычным порядком: впереди Мишка с Марфой на загривке, затем я, Лакомка — замыкающая.
Мишка ломился сквозь заросли, как танк: с хрустом и топотом. При необходимости он мог двигаться так же бесшумно, как Лакомка, но сейчас требовалось обратное: чтобы треск стоял и земля дрожала. Чтобы вся ядовитая живность вроде змей и скорпионов успевала убраться с дороги. Здешних скорпионов я уже видел — твари с ладонь. Чему удивляться, если вчера вечером я убил комара размером с крупную стрекозу. Конечно, у меня приличный иммунитет к ядам и «встроенная» иммунная система, но никакого желания тестировать на себе активные токсины здешней фауны я не испытывал. С этой целью я и сапожки себе сварганил. С подметками из «крокодильей» шкуры. Получилось что-то вроде шиповок, довольно удобно, хотя по здешнему климату — лучше бы сандалии.
Никто огромный и страшный на нас не напал, так что до обеда мы одолели километров двадцать. Когда температура в лесной «парилке» достигла максимума, а на пути попался чистый ручеек — устроили привал. Я подстрелил упитанную птичку, которую и разделил по-братски с Марфой: мне — белое мясо, ей — потроха. Кости, просто чтоб добро не пропадало, схрумкал Мишка. После чего у моей команды наступил тихий час, а я занялся модернизацией стрел. Вместо хлипких костяных наконечников насадил на тростниковые древка зубы «крокодила». Они были довольно мелкие.
Получилось то что надо. Жаль, лук у меня слабоват: бьет шагов на сорок. Вот поймать бы жука покрупнее — было бы дело. Из хитина очень качественные накладки получаются: убойная сила раза в полтора бы увеличилась.
Я вообще лук уважаю. Для охоты лучше не придумаешь. Дальнобойность у хорошего лука получше, чем у ручного лазера, и шума никакого, в отличие от огнестрельных и пневматических стрелялок. Хотя, если здесь водятся динозавры, лучше, конечно, иметь под рукой лазер. А еще лучше — плазменный метатель. Чтобы — «фук!» — и тонн пять слегка обжаренного мяса к вашим услугам. Но — увы! Плазменный метатель — это уже высокие технологии, вакуумная сборка и прочее. Работы лет на тридцать-сорок для большой колонии при условии максимального благоприятствования. Моя же «высокая технология» — это лук и естественное оружие моих зверушек.
«Удобный подъем», который отыскала Марфа, оказался с теми еще удобствами.
Узкая трещина в скальной стене, слегка расширенная водным потоком. Нагромождение валунов, захлестываемых яростной речушкой. Я глянул — даже как-то нехорошо стало. Покосился на Мишку: тот уловил мои сомнения, но, похоже, их не разделил: покивал седой башкой: мол, нормально, командир, сделаем в лучшем виде. А Лакомка только фыркнула и элегантным прыжком переметнулась на ближайший валун. Следующий прыжок — темно-серое гибкое тело окатило пеной, но она уже перелетела на следующий камень, затем — на карниз, с карниза, через буруны, на остроконечный каменный «клык» — и я потерял ее из виду. Мишка пихнул меня головой и тронул лапой вещмешок: мол, пакуй барахло, вьючь — и я пошел.
— Погоди, — попросил я.
Нет, в том, что Мишка поднимется по этому водно-каменному хаосу, я не сомневался. В таких случаях он всегда точно знает, что ему по силам, а что — нет. Он-то взберется, зато я — вряд ли. Пожалуй, мне проще будет вскарабкаться прямо по стене. На этом участке она изобиловала трещинами и очень удобными выступами. Я мысленно протрассировал маршрут: всё было нормально, кроме последних пятнадцати-двадцати метров. Там, вдоль всего обрыва, нависал приличный карниз. Хотя, что я, собственно, беспокоюсь? У меня же полно ремней!
Сварганив что-то вроде подпруги, я навьючил Мишку. Отдельно прикрепил моток из намертво связанных ремней с петлей на конце, объяснил Мишке, что от него потребуется, похлопал напутственно, согнал с него Марфу, вознамерившуюся использовать медведя в качестве лифта, и отправил в путь. Конечно, Мишка скакал не столь грациозно, как Лакомка, но я с первого взгляда уверился, что маршрут ему по плечу. Мишка унаследовал лучшие гены белых медведей. А эта задача ничуть не труднее, чем пробираться по ледяным торосам.