Мастер магии. Часть первая. Вход в спираль.
Шрифт:
— И не подумаю оправдываться, — бубнил маркиз. — Словно вы сами, принц, никогда никого не грабили и не брали на абордаж. — Я полагаю, что у пиратов как морских, так и космических должны быть одинаковые законы.
Принц, молча и пристально глядя в лицо маркизу, кивнул.
— Я тебя повешу, — наконец сообщил он.
— Да полно вам, — рассмеялся маркиз, — меня и при жизни то шесть раз казнили, причем дважды сажали на кол, а теперь и вовсе…
Принц, держащий маркиза на вытянутой руке за шкирку, прищурился: — А если вас, маркиз, жахнуть дезинтегратором?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Бог есть!
— Где?
— Где Бог?
— Нет, где тут есть? Диалог материалиста с проповедником
Снаружи Дом был большой и добротно сделанный, но внутри являл собой просто образец хаоса. Огромный зал на первом этаже был заставлен большими деревянными столами, на которых лежали самые странные предметы, казалось бы, между собой не связанные. Здесь были стеклянные реторты, металлические сферы и античные амфоры. Кроме того, лежали кости, некоторые явно от человеческих скелетов. На большом круглом столе лежал совершенно ржавый меч в полтора человеческих роста и части доспехов, которые можно было одеть разве что на знаменитого циклопа Полифема, ставшего слепым после знакомства с Одиссеем, Каменная стена, из тщательно подогнанных друг к другу булыжников разной формы, перегораживала комнату, отрезая примерно треть помещения.
В этой стене было маленькое окошечко, в которое было вставлено толстенное стекло, выплавленное из хрусталя. Снаружи оно было искусственно закопчено. У этого странного окошка в глубоком кресле с подлокотниками сидел маленький человечек с пейсами и в ермолке, затянутый в костюм из коричневой кожи.
В дверь давно и сильно колотили, но человечек даже не оборачивался, прильнув к окошку, за которым все время что-то вспыхивало, жужжало и взрывалось. Наконец, грубая сила взяла верх, дверь вылетела и упала вовнутрь вместе с двумя высаживавшими ее воинами. Следом вошла группа монахов в серых рясах. Они крестились, с ужасом оглядывая комнату. Человечек даже не обернулся на шум, увлечённый созерцанием чего-то происходившего за окном, от которого исходил красный свет. Он что-то бормотал себе под нос, сердился и щелкал пальцами. Монахи были в явной растерянности и, видимо, просто не знали, что делать дальше.
— Ты ли еврей Исаак бар Леон? — наконец спросил старший из монахов.
— Вообще-то я Ассур, — необорачиваясь засомневался человечек, — ну, ладно, пусть я буду еврей, если вас это обрадует.
— Нас это не радует, — сказал старший из монахов. — От имени святой матери, нашей католической церкви…
— Простите, я прослушал, что там с вашей матерью? — удивленно спросил Ассур.
— Приказываю тебе, еврей Исаак бар Леон, покаяться в своих грехах.
— Обязательно, — не оборачиваясь, пообещал Исаак, не переставая щелкать пальцами.
— И оставить свои богомерзкие…
— Это как посмотреть, как посмотреть, — сказал Исаак и пробормотал что— то, отчего за стенкой полыхнуло особенно сильно.
— Богомерзкие занятия, — продолжал монах, — и принять нашу веру.
— А чего, — отозвался Исаак, — конечно, приму. Чего было и двери ломать. Вон помню, до вас тоже приходили эти, ну как их, — он щелкнул пальцами, и за стеной что-то ужасно завыло. — В шлемах, эти, ну как их?
Монахи в ужасе смотрели в спину человечку.
— Центавры? Центрифуги? А, вот, — центурионы приходили. Хотели, чтобы старый Исаак проголосовал за их этого, еще с венком на лысине, да, цезаря, вот. — Так я сразу проголосовал. А вы за кого агитируете?
— Мы пришли обратить тебя в истинную Христианскую веру, — с дрожью в голосе сказал старший из монахов.
— Это что? Не поворачиваясь спросил бар Леон.
— Ты, нечестивец, не знаешь, что полторы тысячи лет назад в Вифлееме родился мессия Иисус Христос.
— Но меня дома не было, — быстро отозвался Исаак. — Я как раз был на полюсе. —
Монах ошарашено посмотрел на спину человечка.
— Ну, так что там у вас в Вифлееме? — нетерпеливо спросил еврей.
— Иисус принес в этот мир свет истины.
— Истины? — не поверил Исаак.
— Да, истины, — уверенно ответил монах.
— Так позвольте спросить, где вы были эти полторы тысячи лет, вместо того чтобы сразу прийти к старому Исааку и сказать, что вы уже знаете истину?
Монахи растерянно смотрели на человечка. Исаак, не оборачиваясь, пошарил рукой у себя за спиной: — Ну, где тут ставить подпись?
— Подпись? — переспросил старший монах.
— Ну, да, за кого надо проголосовать? А кстати, — спросил он внезапно,
убирая руку, — какие будут льготы? — Льготы? — переспросил старший монах.
— Ну, да, льготы, — ответил Исаак выжидательно, — ну, там, бесплатные билеты в Колизей, например, или трехразовое бесплатное питание, или даже проезд в метро. Хотя нет, это потом.
— Ты спасешь свою душу, старый козел, — наконец вышел из себя монах.
— Душу? — с сомнением спросил Исаак.
— Да, и не попадешь в ад, может быть, — с сомнением сказал монах.
— Так-таки прямо в Ад? — засомневался Исаак. — А что, это вы решаете, кто куда попадет? Помню, Минос тоже из себя верховного судью корчил.
— Ну, всё, — сказал старший монах, — мое терпение кончилось. Взять его, -
обратился он к воинам.
— Ну всё, — подражая его голосу, сказал Исаак, открывая дверь в каменной стене откуда брызнул яркий белый свет. — Габриель, деточка, разберись с этими жуликами.
Из-за двери появилась нестерпимо светящаяся трехметровая фигура ангела в огненных доспехах с мечом.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В которой продолжаются воспоминания
— Вы больше не требуете сатисфакции?
— Нет мадам, совершенно точно нет. Из разговора с одним гусаром в борделе
Сергей сидел у Исаака второй час, и разговор никак не мог выйти за пределы уверений в уважении и извинений со стороны Святого Престола, Папы лично и Сергея, как папского легата, уполномоченного ликвидировать маленькое недоразумение, возникшее по вине не в меру ретивого нового инквизитора, решившего проявить самодеятельность, и этим положившего конец своей будущей карьере. Рабби бар Леон был благодушен, был готов принимать извинения и не стремился к мести. Он с интересом просмотрел на подаренный папой древнеарабский трактат о водных духах, и с удовольствием покрутил в руках невиданных размеров и чистоты рубин, доставленный к папскому двору, по слухам из самой Голоконды.