Мастер марионеток

Он смотрел мне в глаза

И смеялся в лицо

Оскорблял, называя меня подлецом

Я терпел и пытался его искусить

Но не смог

И в итоге пришлось отступить.

М. Гордон «Юродивый и бес».

Телефонный звонок, прозвеневший под утро, вытащил меня из похмельного забытья. Правая рука нехотя тянется к сотовому телефону, левая машинально подносит к глазам наручные часы, – ну так и есть, половина седьмого, какого лешего меня будить? Бестактно это – звонить подчиненным, тем более, если рабочий день еще не начался. К тому же, если сотрудник находится в отпуске,

Подношу телефон к сонным глазам и чувствую, как по венам разливается адреналин, заставляя мой мозг немедленно включиться. Номер звонящего не записан в контактах, но лицо полковника Евдокимова говорит уже само за себя. Под этим пристальным взглядом суровых глаз, палец помимо воли принимает вызов, динамик разрывает энергичный баритон – в отличии от меня, Евдокимов уже давно проснулся.

– Здравия желаю, Анатолий Михайлович! – нетвердым голосом выдыхаю в трубку вчерашний виски и радуюсь, что полковник в этот момент не может видеть мое лицо.

В трубке повисла солидная пауза, я снова подношу лицо к дисплею, уверенный в том, что связь разорвалась и встречаюсь с живыми, мигающими глазами полковника Евдокимова, – да твою ж дивизию, я на видеосвязи… В его взгляде мелькают разные чувства: удивление, гнев, разочарование, зависть, но говорит он ровным и спокойным голосом, вместо уместного к ситуации крика, я слышу ехидство и мягкий сарказм.

– Доброе утро, Сергей Петрович, извините, что разбудил! Мне уже подсказали, что вы находитесь в отпуске, но тем не менее, не сочтите за труд…

И я его слушаю, а что еще остается, пытаясь сходу настроиться на рабочий ритм. Профессор престижного государственного ВУЗа минувшим вечером выпал из окна. Свидетелей нет, как нет и записки, но случайно это произойти не могло, – а значит, или суицид, или убийство, – напряжение в голосе Евдокимова начинает нарастать, – займись этим делом, капитан, и немедленно, до конца недели этот вопрос ты должен закрыть!

Полковник уложился ровно в четыре минуты, за это время мне многое удалось узнать. Инцидент случился в ночь на понедельник, труп Бороздкина ранним утром обнаружил его сосед. Следственная группа уже работает на месте происшествия, по предварительным данным, никто из посторонних в частный коттедж не проникал, однако у оперативников возникли вопросы, и Евдокимов решил задействовать мой отдел.

– Учти, Федотов, на данный момент я с трудом сдерживаю прессу и лишь вопрос времени, как скоро это происшествие просочится в печать, – полковник откашлялся и мрачно продолжил, – и вот еще что, Сережа, полчаса назад я имел удовольствие беседовать лично с губернатором области, и он недвусмысленно дал понять, что никакого самоубийства в администрации не потерпят, ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Или убийство, или несчастный случай, – осторожно подтвердил я.

– Именно так, – кивнул Евдокимов, – на кону престиж городского образования и проблемы никому не нужны! Но прими во внимание, Федотов, что пресса, в поисках скандала, будет землю рыть. Это значит, что итоги твоего расследования должны выглядеть настолько убедительно, чтобы не только комар носа, журналист пера не смог подточить!

Я ответил, что задание понял, после чего полковник молча и с интересом принялся разглядывать мое помятое лицо. Пытка созерцанием продолжалась не меньше минуты, и не сказав больше ни единого слова, Анатолий Михайлович оборвал видеосвязь. На принятие ванны, времени не оставалось, но в единственной чашке крепкого кофе я решил себе не отказывать – уж мне ли не знать, какими долгим и безрадостным кажется порой рабочий день сотрудника службы федеральной безопасности.

До дома профессора я добрался за сорок минут, стараясь не наглеть и не нарушать дорожную разметку. Передо мной развернулся небольшой, но вполне респектабельный коттеджный поселок, да к тому же, еще и охраняемый. На въезде скромная будка с надписью «охрана», но у будки стоит огромный бугай нескромного вида, шлагбаум перед моим «фордом» уверенно опускается, рискуя рубануть по полировке капота. Здоровяк пристально смотрит мне в глаза из-под своей форменной, пятнистой кепки. В его взгляде, как и в самой манере держаться, сквозит уверенность и правота, руки небрежно засунуты под пояс и правая рука невзначай ощупывает черную кобуру.

Открываю дверь, не глуша мотора и не отрывая от бугая своих карих глаз, пружинистой походкой подхожу к охраннику. Я не задумываюсь о своих действиях, отработанным до автоматизма небрежным движением, левая рука ныряет в нагрудный карман и возвращается оттуда с красным удостоверением, поверх которого золотыми буквами выгравировано: ФСБ.

Смотрю снизу-вверх на здоровенного мужчину, но тот начинает таять, буквально на глазах, уже через секунду мне кажется, что мы примерно одного роста, а еще через секунду шлагбаум медленно поднимается вверх. Путь в коттеджный поселок становится свободным, а парень сбивчиво начинает говорить.

– Здравия желаю, – бедняга запнулся, видно, что должность и звание не успел рассмотреть – привычка козырять перед штатским служебным удостоверением и вовремя успеть его закрыть. На лице охранника отразилось смущение, но он тут же взял под козырек – служил и не «срочник», помечаю я мысленно, а парень скороговоркой продолжает говорить, – переулок Гагарина, это прямо и направо, – показывает он куда-то рукой, – последний коттедж по левую сторону, Семен Михайлович занимал правую часть. Я смотрю на парня с легким интересом, и он произносит, замечая мой взгляд, – да все ваши уже с утра там… на месте, – последние слова прозвучали уж как-то слишком по-детски, я вижу испуг и смущение в его глазах. Что ж, очевидно, охранник начал спорить с полицией и его припугнули, когда я возвращаюсь к своей машине, прислушиваюсь к мысли, – мне немного жаль его.

Дорога ровная, по бокам кипарисы – как будто не Питер, а Сочи, или Крым. Сворачиваю направо и подъезжаю к коттеджу, на парковке возле дома насчитываю восемь машин. Синий БМВ и вишневый Купер припаркованы скромно, в стороне от других – мои дознаватели уже на месте, с минуту подумав, подъезжаю к ним.

Дверь не заперта, в доме шумно, вхожу внутрь и осматриваюсь по сторонам. С верхних этажей до меня доносятся обрывки разговоров и сухое пощелкивание, с которым обычно работает фотоаппарат. Не успеваю дальше сделать и шага, затылок пронзает тупая боль, спиной чувствую недобрый и пристальный взгляд. Разворачиваюсь на месте так, что из-под каблуков вырывается протестующий скрежет – так и есть, позади мен на подъездной дорожке притаилась долговязая фигура Хорька.