Мастер Миража
Шрифт:
– Ты каленусиец, парень?
– Да.
– Ты говоришь на нашем языке?
– Да, мастер Оттон.
– Ты выражаешься неправильно. Впредь называй меня «ваше величие». Значит, ты каленусиец. И к тому же псионик?
– Я псионик, ваше величие.
– Мы даем убежище тем, кого отвергает Калинус-Холл. Надеюсь, ты должным образом оценишь наше гостеприимство, сынок, и послужишь на пользу Иллирианскому Союзу.
– Я здесь как частное лицо. Дряблые щеки диктатора дернулись.
– В Иллире не бывает частных лиц! Запомни это как следует, мутант, если хочешь стать человеком и прожить у нас подольше.
Король
Мгновенный гнев принцепса уже угасал. Оттон задумчиво вытер потные пальцы о белого шелка платок и уронил лоскут на ступени. Крошечный хозяйственный сайбер выскочил откуда-то из-под кресла диктатора и привычно утащил смятую тряпицу в сторону.
– Ты видел Дезета? Вы с ним говорили? – внезапно спросил диктатор, и Вэл растерялся, не зная, что ответить.
Вопрос выглядел неслучайным и мог повлечь за собою бесконечную череду других, все более опасных вопросов. Отрицание казалось явно бессмысленным.
– Да, ваше величие. Я видел его.
– Я знаю… – Немигающие, совиные глаза диктатора уставились куда-то в пустоту, в самый дальний угол зала, полускрытый игрой света и тени. – Когда-то Алекс служил идее Великой Иллиры, покуда не вообразил, что разбирается в этике и может жить собственным умом. Ты знаешь, что Стриж иллирианец?
– Да, ваше величие.
– Хорошо. А теперь слушай меня внимательно, сынок, и заруби себе на своем наглом носу. Если когда-нибудь у тебя возникнут дурные мысли, будто ты сумеешь отличить добро от зла, – гони-ка их в шею. Этика – только клубок запутанных категорий, и не таким, как ты, воробьятам, разбираться в ней. Можно отличить величие от ничтожества, боль от удовольствия, любой идиот сумеет отличить победу от поражения. Но никто! – слышишь меня? – никто никогда не в состоянии искренне признать злом то, что приносит ему пользу, а поэтому не суди тех, кто стоит выше тебя, иначе в два счета окажешься изменником.
– Я вас не понимаю.
– И не надо, – фыркнул Оттон. – Когда-нибудь тебе, мутант, придется выбирать между победой и добром, тогда ты и вспомнишь мои слова и меня…
– Я вас и так никогда не забуду.
– Не дерзи, болтун, для дерзости ты слишком молод и глуп.
Король промолчал, и Отгон удовлетворенно колыхнул объемистым чревом, смех, едва зародившись, потерялся в рыхлом теле диктатора.
– Дезет – мой беглый подданный, да ты и сам знаешь об этом. Он был таким же наглецом, только пожестче и поумнее, чем ты. Стриж счастлив там, со своими мятежниками?
– Мне кажется, что да, ваше величие.
– Отлично, значит, настанет день, и он приползет ко мне на коленях. А пока что можешь веселиться в Иллире, мой маленький мутант. У тебя будет возможность понять, что Порт-Иллири – место великих возможностей. Аудиенция закончена, отойди прочь. Я устал от тебя, псионик.
Король повернулся к Оттону беззащитными лопатками и медленно вернулся на свое место. По знаку диктатора мрачноватый порядок смешался. Гости покинули свои места. Откуда-то полилась легкая музыка, принцепс грузно встал и вышел, тяжело ставя ноги. Напоследок он вскинул кулак, прощаясь с гостями ритуальным приветствием прето. Стена соседнего зала отъехала в сторону, открылся сияющий тонкой посудой банкетный зал.
– Что теперь будет? – спросил
– Роскошная кормушка для избранных.
– Принцепс там тоже появится?
– Нет. Его величие будет развлекаться, любуясь нами по уникому.
– Тебе плохо пришлось? О чем вы говорили?
– Он попытался меня испугать, к тому же довольно успешно. Я пока не совсем понял намеки, но, думаю, нужно оставаться начеку. Иллира – очень плохое место, хотя у нее одно положительное качество – тут нет Цертуса.
– Пошли, хотя бы поедим как люди. Не зря же мы весь вечер таращились на это чучело.
– Он вовсе не такой безумец, каким может показаться. Будь принцепс ненормальным, он бы не продержался у руля столько лет. Пожалуйста, Марк, помни об осторожности. Тут тебе не Арбел. У барельефов тоже бывают уши, острые такие ушки с кисточками на конце…
Улыбчивый Рикс куда-то исчез, должно быть, поторопился к шефам за новыми указаниями. Банкет катился к самому разгару. Марк пил странное, с горьким привкусом вино иллирианских виноградников.
Девушка в розовом застенчиво подошла к Королю, они тихо говорили на иллирианском, чужие непонятные слова мячиками отскакивали от разума Марка.
– Не напивайся, – улучив момент, посоветовал ему Вэл.
– Обойдусь без советов.
Надвинулся, заслоняя обзор, силуэт адмиральского мундира. Кто был засунут в мундир, Беренгар не понял, кажется, дед или отец незнакомки. Король куда-то скрылся. «Должно быть, пошел пообщаться с внучкой мундира», – решил про себя Марк.
Роспись потолка – те же самые, что на барельефах, грифоны – расслабленно качалась. Рисованные монстры ожили, топтались на месте и паскудно перемигивались.
«Мне плохо, я перебрал».
Марк, как мог, аккуратно попытался выбраться из толпы и наступил на чью-то титулованную ногу.
– Абусус ин бакко* [3] , – отозвался обиженный.
– Идите в Оркус, дураки, – ответил Марк по-каленусийски и вытянул средний палец.
На возмутителя спокойствия уже не на шутку косились, запахло скандалом.
Беренгар благоразумно убрался в оконную нишу, отдернул портьеру и распахнул окно. Волна прохладного, с привкусом морской соли, воздуха ударила в лицо. Чистый ночной бриз дул со стороны бухты. Шелестела крошечными иголочками невидимая в ночи южная зелень.
3
Перепил (на архаичном иллирианском)
Марк переждал, пока отойдет головокружение, потом по старой привычке перегнулся через подоконник.
Внизу, на площади, лениво шевелилась всеобъемлющая тьма. Металлически звонко цокнул о камень какой-то предмет. Мрак на несколько секунд распался, прорезанный белесым лучом карманного фонаря. Плотная фигура – черное пятно вместо лица – склонилась, поспешно шаря пальцами по каменным плитам. Круг света выхватил плечо рядом стоящего человека – в таком же маскировочном комбинезоне. Беренгар испугался, что его собственный силуэт хорошо заметен на фоне яркого оконного проема, но тут же вздохнул с облегчением – портьера за его спиной давно опустилась, отгораживая предательский свет зала.