Мастер нового времени
Шрифт:
Сначала литератору следовало подходить к столу Флюшки – это был письменный стол Кучерявого. Флюшка бегло просматривал название и первые листки. Иногда швырял рукописи обратно авторам, громко выкрикивая:
– Не по теме! Графомань! Вам только заявления в полицию писать!
Иногда отправлял литератора с рукописью к столу Фиелло. Тот сидел в нарукавниках за низеньким журнальным столиком Кучерявого, отчего авторам приходилось нагибаться, чтобы продиктовать свои данные. В огромный гроссбух Фиелло записывал фамилию, имя, отчество сдавшего рукопись, дату приема рукописи, название произведения. Автор расписывался, на рукопись ставилась большая печать, выправленная по случаю («Издательство Мосэк. Редакция Теодора Фаланда»). Компьютеров в этой квартире не признавали. Единственный ноутбук увез с собой Кучерявый, нового не покупали по причине
На лестничной клетке, к неудовольствию соседей, с раннего утра выстраивалась очередь. В самые первые дни нашествия писателей Афраний вышел из квартиры с банкой желтой краски и разлиновал пространство от лифта до квартиры, затем приклеил надписи: «Соблюдай дистанцию!». Так как литераторы очень быстро перестали пользоваться лифтом, и очередь змейкой спускалась по лестничным пролетам, то на ступеньках аналогичным образом пришлось нарисовать желтые полоски и приклеить надписи. В семь вечера допуск авторов в квартиру прекращался. Первый в очереди всегда умолял пустить его: «Меня пустите, я тут с утра. Одного человека всего! Еще без пяти минут!..» Но Флюшка клал свою мохнатую лапу на грудь говорившего, и тот успокаивался, по его лицу растекалась глупая улыбка. Писатель видел перед собой кошачью лапу, думал о переутомлении, кивал, забывая, чего кричал. Стоявшие позади, из-за дистанции, за соблюдением которой строго следил Афраний, ничего толком не понимали, кроме того, что редакция до завтра закрыта. Большинство, написав номер очереди на ладони, уходили. Однако стоявшие в первых рядах устраивались на полу, подложив под тело заранее припасенные картонки или коврики для занятий фитнесом. На свободном метровом пространстве расстилалась газетка или одноразовая скатёрка. Народ доставал из котомок бутерброды, огурчики, звенели бутылки. Литераторы принимались за еду, одновременно рассказывая друг другу разные истории, в том числе о требованиях редакции Теодора Фаланда, разительно отличавшихся от требований редакции, например, Алены Пономаренко.
В один из теплых апрельских дней терпение соседей лопнуло, и они вызвали полицию.
– Господа, позвольте, – полицейский, пришедший с проверкой, с трудом проходил от лифта к квартире. Соблюдение дистанции вполне позволяло преодолеть этот отрезок пути без особых проблем, но в каждом человеке литераторы видели коллегу, желавшего прорваться в редакцию без очереди, поэтому полицейского нещадно тормозили через каждый метр, выкрикивая оскорбления: «Тоже мне интеллигент выискался!», «Куда прёшь, тут живая очередь!», «Начало очереди на первом этаже!» и классическое «Вас тут не стояло! Я всех помню в лицо!». Полицейский терпеливо показывал удостоверение и повторял, что идет он по заявлению соседей.
Оказавшись возле двери, полицейский хотел было позвонить, но дверь, как по волшебству, распахнулась и Галина в белом фартучке, поблёскивая лубутенами, томно произнесла:
– Прошу вас, заходите, так вас ждали!
Полицейский вошел, Галина тут же захлопнула дверь перед носом у очередного автора и повернулась голой спиной к служителю порядка.
– Сюда проходите, пожалуйста, – проворковала она, заходя на кухню. – В комнате у нас редакторы, они нервные. Такова уж тяжкая работа с писателями. А здесь вы совершенно спокойно побеседуете с господином Фаландом. Он у нас за главного.
На кухне во главе стола восседал Фаланд, облачившийся в белую рубашку и черные джинсы. Машинку переставили на подоконник. Фаланд размашисто подписывал какие-то бумаги.
– Добрый день! – громко сказал полицейский. – Жалуются тут на вас. И справедливо жалуются, господин Фаланд. Более того, мы звонили в издательство. Они вас не знают и не уполномочивали превращать квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции.
– Ох, что ж вы стоите-то! – неожиданно позади полицейского нарисовался Флюшка Мурр. Он начал лапой подталкивать служителя закона к стулу. – Сядайте, сядайте. В ногах правды нет.
Полицейский плюхнулся на стул. Фаланд оторвался от бумаг.
– Значит, говорите, в издательстве не уполномочивали? Может, вы не туда позвонили? Не тот номер набрали? Сейчас выясним. Галина, будьте добры, позвоните в Мосэк.
Взяв со столешницы городской телефон с длинным проводом, Галина тоже села за стол и начала набирать номер, крутя диск карандашом.
– Алло, – протяжно произнесла она, – беспокоит редакция Теодора Фаланда на выезде. К нам пришел полицейский и утверждает, что вы нас не уполномочивали превращать квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции. Дать трубочку? Момент! – Галина передала трубку полицейскому: – Вас!
Все это показалось ему довольно странным, но трубку он взял:
– Алло, капитан Ефремов, шестьдесят шестое отделение. Да?.. Да, хорошо… Но я же звонил вам буквально час назад… Да?.. Понял. Но… Нет, соседи недовольны… Хорошо. До свидания. – Он положил трубку на древний телефон и кивнул: – Все уладилось. В редакции подтвердили, что уполномочивали. Вот только соседи ваши жалуются. Если бы не люди в подъезде…
– Не волнуйтесь, – встрял Фаланд, – с соседями мы разберемся. Успокоим. Фиелло! – крикнул он, и тут же в проеме кухни появился парень в коротких узких брюках, кедах на босу ногу и футболке, на которую был надет кургузый желтый пиджачок. – Друг мой, – обратился к нему Фаланд, – что ж ты раньше не сообщил, что мы беспокоим господ соседей! Пойди, разберись там с ними, объясни важность русской литературы для народа. Скажи, пока господин Кучерявый в творческом отпуске пишет для нас роман, мы тут обосновались. Для развития бумажной книги, скажи. Иначе помрет она без нас, сдавшись на милость электронной. Впрочем, ты знаешь, что сказать. Ступай.
Фиелло крутанулся на пятках так, что показалось, у него искры из-под ног полетели, и исчез с глаз долой.
– Водочки? – предложила полицейскому Галина, а Фаланд продолжил подписывать бумаги. – Есть закусочка. – Она поставила перед капитаном стакан водки и тарелку с холодцом. – Угощайтесь.
Полицейский хотел было отказаться, но рука сама потянулась к стакану, потом к холодцу… Когда он вышел из квартиры, на лестничной клетке никого не осталось. Он медленно побрел к лифту, поехал вниз, вышел во двор и с удивлением обнаружил, что свечерело. Вокруг тускло горели фонари. Где-то вдали, в церкви начали бить колокола. Капитан достал мобильник и увидел, что не просто свечерело – уж полночь близилась. Он попытался заставить себя идти в отделение, однако, ноги сами понесли домой. Там он нашел в своем портфеле чекушку водки и контейнер с котлетами. Сел, выпил, съел котлеты и забылся тяжелым сном. Назавтра с больной головой пришел в отделение. В тонкой папке, где лежало заявление соседей Кучерявого, теперь было подшито еще несколько листков: справка из Мосэк об уполномочивании редакции Теодора Фаланда превратить квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции на время творческого отпуска последнего, с печатью и подписью, заявление от соседей об отсутствии с их стороны претензий к редакции и его собственный отчет о проделанной работе…
«Ничего не помню», – подумал капитан Ефремов и наказал себе стараться на службе не пить.
Соседей, действительно, больше литераторы не беспокоили. Все они – и одинокая учительница математики Анна Владимировна, и скрипачи, муж с женой Новарские, и семья медсестры Телегиной – получили от редакции билеты на поезд и путёвки в пансионат «Южные вязи» на год. По месту работы соседей не смогли отказать горячим мольбам Фиелло и дали своим работникам оплачиваемые отпуска с надбавкой за пребывание в южной части Российской Федерации. Флюшка Мурр тут же облюбовал себе однокомнатную квартирку Анны Владимировны, которая являлась зеркальным отражением квартиры Кучерявого. Афраний решил обосноваться у скрипачей в двухкомнатной. В холле этой квартиры стояло пианино, на котором Афраний теперь периодически музицировал вечерами. Фаланд, по старшинству, переехал с Галиной в трешку медсестры. Фиелло остался в квартире Кучерявого – нравилось ему жить прямо на рабочем месте. После улаживания конфликта с соседями на лестничной клетке опять появились ночующие писатели. Иногда сердобольная Галина выносила им выпить и закусить, а Флюшка выносил складной стул и присаживался перетереть с ними о судьбах русской литературы, которая, благодаря усилиям редакции Теодора Фаланда, имела весьма радужные перспективы.
Уладив текущие вопросы, теперь Фаланд мог заняться писательским союзом, нагло исключившим из своих рядов поэта Кучерявого. Собрание по данному вопросу он назначил на утро следующего дня. На двери Фиелло повесил объявление: «Санитарный день. Идут технические работы», что ввергло стоявших в очереди в состояние полного отчаяния. Чуть позже из квартиры выскочил Флюшка с маркером фиолетового цвета и размашисто написал на объявлении: «Дезинфекция». Писатели хором спросили:
– Ковид?!
– Нет, – ответил Флюшка Мурр. – От графоманов дезинфицируем. Это заразно.