Мастер перекрёстков
Шрифт:
— Этому архитектору я бы сам лично руки повыдёргивал, — сказал Максим сам себе. — Не замок — обитель зла! Тут, наверное, и Дракула где-нибудь в подвале припрятан на чёрный день. Лежит себе тихонечко в гробу и ждёт, когда объявят его выход.
Подобное предположение его развеселило, а смех разогнал все угрюмые мысли. Подумаешь, дом непривлекательный, как будто хрущёбы выглядят лучше. Эти развалюшки с сидячими ванными и кухнями, в которых два человека — уже толпа. Здесь, по крайней мере, места навалом. Что поделаешь, если вкус у хозяев замка немного странноватый — характер такой.
Капсула
Макс непривычно перекрестился и выпрыгнул из капсулы. На него с удивлением смотрели, высыпавшие во двор, слуги и охрана. Хозяева ещё не подъехали.
Глава 3
Показательное выступление
Всё оказалось не так уж страшно, как казалось. Светлейший, хоть и самодур конченый, но приспособиться к нему можно. Главное, как можно реже попадаться ему на глаза. Макс понял, что с Галиматом лучше не спорить, потому что доказать ему всё равно ничего нельзя. И он не спорил, соглашался и делал по-своему. Он вообще старался здесь ни с кем не общаться. Исключение составляли Кость и дочь Светлейшего Князя Галимата Патита. Ещё спасало то, что ему разрешили жить не в замке, а у себя в капсуле. Замок он посещал лишь по необходимости, если вдруг Светлейшему срочно требовалась его помощь. Даже смотреть на это чудовищное сооружение Максу было неприятно. Вот и сегодня к Максу прибежал расстроенный Кость и попросил срочно явиться к Князю.
Макс обречённо вздохнул: вот, что значит быть придворным лекарем — нет тебе покоя ни днём, ни ночью. Видимо, у Галимата опять подскочило давление. И, как бы ни торопил его Кость, Макс шёл не спеша — замок его пугал. Казалось бы, чего ради? Но было в нём что-то такое, от чего хотелось бежать сломя голову. Этой ночью он надеялся немного пораньше лечь спать, чтобы завтра во всеоружии встретиться с Литой. Жена Князя, видя, что лекарь без особого энтузиазма посещает замок, сама приходила к нему. Удивительная женщина! Макс даже себе самому боялся признаться, что увлечён княгиней. Стерва ведь! Та ещё стерва, — убеждал он себя, — циничная и расчётливая! Но до чего же хороша!
Поднимаясь по широким ступенькам наверх в кабинет Князя, Макс вдруг испытал странное настолько странное чувство, что даже остановился на мгновенье. Ему показалось, что на него кто-то смотрит. Он оглянулся, но никого, кроме Кости так и не смог обнаружить, лишь старый меч, прибитый намертво к стене сверкнул кровавым рубином, вправленным в эфес. Максу даже показалось, что этот камень похож на глаз неизвестного хищника, сверкающий в темноте. Перехватив его взгляд, охранник объяснил:
— Этим мечом Светлейший убил свою первую жену, там даже кровь осталась. Галимат прибил его здесь в назидание своей будущей супруге.
Лекарь криво усмехнулся. Да, о благосклонности Госпожи Литы можно и не мечтать, потому что такое наглядное пособие отворотит от прелюбодеяния даже самую легкомысленную женщину. Неудивительно, что Княгиня ведёт себя так холодно и неприступно, удивительно, что она вообще позволяет себе общаться с мужчинами.
Дальше они уже пошли быстрее. Перед дверью Светлейшего Кость посторонился и пропустив вперёд Макса, остался в коридоре.
Князь его ждал, но по всему было видно, что чувствовал он себя хорошо.
— Садись, лекарь, мне нужно с тобой поговорить, — голос его прозвучал как-то зловеще и Макс напрягся, стараясь при этом ничем не выдать своего страха.
— У Вас ведь, Светлейший, сегодня нет проблем со здоровьем, — осторожно начал он разведку боем, - так зачем Вы меня вызвали?
Галимат расхохотался и хлопнул Макса по плечу, выражая таким образом своё расположение. Но смех резко оборвался и взгляд Князя стал жёстким и холодным.
— Как ты относишься к пыткам? — Неожиданно спросил он.
Макс оторопел. Начинается! Надо было бежать сломя голову из этого проклятого места! Губы у него дрогнули, выдавая волнение и голос зазвенел от испуга:
— Плохо. Я очень плохо отношусь к пыткам.
— В этом я не сомневался, — вновь добродушно загудел Светлейший, — но тебе придётся при этом присутствовать. Не хочу я, чтобы преступники умерли раньше, чем я узнаю то, что мне нужно.
Поняв, что пытать собираются не его, Макс вздохнул облегчённо и вздох этот от Князя не укрылся, он сразу же догадался, о чём думает его лекарь и усмехнулся в усы.
— Не дрейфь, Макс, — Светлейший в первый раз назвал его по имени, знаешь, как говаривал мой отец? Он мне всегда твердил: Сын, жизнь относится к человеку так, как он относится к ней. Если ты чего-то боишься, то это что-то с тобой рано или поздно произойдет. Будешь жаловаться — никогда не сможешь почувствовать себя счастливым. А уж коли полюбил, то люби, а не приноси себя в жертву и не стремись к обладанию и тогда тебя тоже полюбят! Мой батюшка был мудрым человеком и поэтому умер хорошей смертью, быстрой, в бою.
Ох, — подумал Макс, — вот только этих нравоучительных бесед мне только не хватало для полного счастья!
— Я так понимаю, что Ваш отец был вполне доволен своей судьбой? — Поинтересовался он язвительно, потому, что уже знал, что папашу Галимата изрубил на куски кто-то из рода Грифаром, кто именно так и осталось неизвестным. Князь уловил в словах Макса иронию и нахмурился.
— Я знаю, что ты думаешь, но всё не так просто, как тебе кажется. Все мои предки, начиная с прапрадеда, умирали мучительно и долго. Прадед скончался после длительной болезни, причины которой ни один из лекарей выяснить так и не смог. Деда моего захватили в плен и он умирал долго от голода и пыток, так что, сам видишь, отцу повезло. Всё относительно в этом мире, парень, поверь мне.
Тоже мне Эйнштейн, — начал потихоньку выходить из себя Макс, — расфилософствовался на ночь глядя.
А потом они долго шли по запутанным коридорам замка, спускались в подвал и шли куда-то в освещении светильников, напоминающих яичные желтки — такие же гладкие, блестящие и жёлтые, почти не дающие света. Макс поёживался то ли от холода, то ли от того в чём ему предстояло участвовать. Несколько раз он останавливался, чтобы отдалить эту неприятную минуту и, кажется, Светлейший прекрасно понимал в чём причина его медлительности, ядовитая улыбка не сходила с его губ, когда он бросал короткие взгляды на своего, побелевшего от напряжённого ожидания, лекаря.