Мастер сыскного дела
Шрифт:
«Ах вот оно в чем дело, — понял Яков, — предлагают ему подменить каторгу брачными узами...»
— Согласны ли вы? — спросила Ольга, с надеждой и верой на Якова глядя.
И хоть трудно ему было ответить, да сказал он:
— Коли свободно было бы сердце мое, то не желал бы я лучшей жены, чем вы, за счастье почтя всю жизнь быть подле вас. Но как же быть, коли люблю я Дуняшу свою да ей одной лишь верен.
Вспыхнула, прикрылась платком Ольга да, повернувшись, выбежала вон!
Кинулся было вослед ей Карл, но остановился, к сыну оборотившись:
— Дурень
— Бог милостив — не повесят, — ответил ему Яков. — Хоть суровы параграфы артикулов, смертью грозя, да нет того, чтоб дуэлянтов казнили.
— Пусть так, пусть мало драчунов смерти предавали, да многих — званий и почестей лишив, на каторгу ссылали али в солдаты забривали! Да разве лучше под лямкой солдатской ходить, чем с женой молодой нежиться? Сколь лет минуло, как Дуня твоя преставилась, а ты все по ней страдаешь — да ведь нельзя так, неправильно, надобно и о себе подумать!
Красавица-девица к тебе, стыд презрев, сама в крепость заявилась, с тем чтоб от каторги спасти, а ты ей от ворот поворот?! Да коли князь о том позоре прознает, он на тебя пуще прежнего осерчает да вместо того, чтоб помогать — первый против тебя будет!
Опамятуйся, Яков, — узы брачные получше оков кандальных! Ольга девица славная — да при том любит тебя, оттого женой будет доброй и верной.
— Так что ж — обмануть мне ее? — вскричал Яков.
— А хоть и обмани, коли обман тот во спасение! О себе не думаешь — о сыне своем Федоре подумай да обо мне старике! Ведь одни мы с ним останемся, коли тебя на каторгу сошлют, — а ну как помру я, что тогда?
— Все так, но не могу я, — покачал головой Яков. — Не бывать счастью, коли с обмана его начать. Не люба мне Ольга! Да и как жениться мне, когда обещал я Дуняше, как пред гробом стоял, что не женюсь, покуда сыну нашему Федору осьмнадцать годков не исполнится, а ныне ему лишь четырнадцатый пошел.
— Тьфу ты ну ты! — сплюнул на пол Карл. — Горд ты, да через то подобно ослу упрям! Ныне откажешься, а после жалеть станешь, да только поздно уж будет!
— Пусть так, да только слова своего я не переменю! — твердо сказал Яков. — Коль моя судьба не задалась, так зачем через то чужую ломать? Ольга девица славная да добрая — найдет себе иного жениха да счастлива с ним будет! А мне уж ничем не помочь. Поздно!..
Вошел надзиратель, ключами гремя — поторопил.
— Буде, барин, вышло время-то, пойти бы надобно, а то как бы беды не вышло!
— Да-да, сейчас, — кивнул Карл. Повернулся к Якову, взглянул на него да, приблизившись на шаг, обнял за плечи и перекрестил:
— Что ж, коли так — поступай, как сердце тебе велит — Бог тебе судья, а я все, что мог, сделал! Одно знай: коль сошлют — ждать тебя буду, а уж дождусь али нет — то одни лишь небеса ведают!
Вновь обнял, троекратно расцеловал да, оттолкнув от себя Якова, дабы тот слез его не заметил, — вышел вон.
Захлопнулась дверь железная.
А с ней — последняя надежда!..
Глава 36
Мишель-Герхард
«ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ...»
А кому — объяснительная?
Ведомство их было сугубо секретное, так что вся переписка нижнего чина с вышестоящими инстанциями проходит исключительно через вышестоящего командира. Все как в армии. К примеру, желаешь ты обратиться с рапортом непосредственно к министру обороны — валяй, бога ради, садись и пиши свою кляузу на имя старшины и от него же три наряда получай! Что — не нравится?.. Тогда садись и пиши жалобу на деспота-старшину — на имя старшины...
Но беда в том, что имени своего теперешнего «старшины» Мишель-Герхард фон Штольц не знал — каждый раз к нему являлись анонимные связники, передававшие приветы и задания от начальников, которых он в глаза не видел!
Ладно, пусть будет просто ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ...
Далее, по форме, надобно было написать, от кого объяснительная.
«Я...» — бодро черкнул Мишель-Герхард фон Штольц.
А кто он?
Потомственный, в одиннадцатом колене, не то князь, не то барон, приятель их высочеств, величеств и сиятельств, вхожий в лучшие дома Старого и Нового Света, бонвиван, жуир и сибарит, обаятельно проматывающий нажитое стараниями предков состояние?
Так?
Ну, да — так и есть! Потому как он вжился в ту шкуру больше, чем в собственную! А как иначе — он ведь не актер какой, чтоб по Станиславскому играть, встраиваясь в предполагаемые обстоятельства, — он не играть, он жить в них должен.
И живет!..
Выходит, писать надо:
«Я, Мишель-Герхард фон Штольц, потомственный дворянин, член тайных масонских и рыцарских орденов, кавалер бриллиантовых звезд с подвязками и без оных, почетный член двух десятков попечительских советов уважаемых университетов и благотворительных организаций, и прочая, и прочая, и прочая...»
Он еще трети своих официальных титулов не перечислил, а уж страница кончилась!
Нет, так не пойдет.
Может, вернуться к истокам — к Мишке Шутову, круглому сироте, драчуну, хулигану и обормоту, воспитанному на казенный счет в интернате номер шестьсот тринадцать, что расположен во владимирской глубинке?
Так ведь нет того Мишки, и паспорт его, и аттестат, и все прочие документы, по которым можно было бы отследить его жизнь, сданы на ответственное хранение в спецархив.
Не может Мишка Шутов писать никаких объяснительных!
Использовать оперативные псевдонимы и прочие клички? Тогда какие? — их много было!.. Да и что он — собачка Тузик, что ли?
Лучше никак не называться и ни к кому персонально не обращаться, надеясь, что те, кому положено, и так все поймут. Просто — некто, пишет кое-кому, не понять о чем. Вот это и будет наилучшая форма переписки с многоуважаемым, к которому он приписан, ведомством.
Примерно так:
«Я, имярек без имени, роду и племени, сообщаю, что...»
А что, собственно?.. Что он должен объяснять и в чем оправдываться?