Мастер теней
Шрифт:
За дверью послышались знакомые шаги: Махшур и…
— Приветствую, уважаемый. — Мастер кивнул вернувшемуся заказчику.
Разумеется, заказчик снова был не в своем истинном облике, а в привычной уже личине королевского гвардейца — то ли позаимствовал чувство юмора у Махшура, некогда наследника похоронной конторы, то ли просто издевался.
— Приветствую. — Заказчик сел на отвратительно неудобный базальтовый стул так, как это могут делать только шеры немалой категории: развалившись, словно в мягком кресле. — Дело на этот раз особо конфиденциальное.
Мастер снова кивнул, не выказывая удивления. Если заказчику угодно делать вид, что он не был в этом кабинете полчаса
Слушая заказчика, Диего убеждался, что эти правила заказчик знает не хуже, чем стряпчий свои расценки. Он не оставил Мастеру возможности отказаться от заказа, несмотря на то, что исполнителю он будет стоить жизни. Проклятый маг. Но, с другой стороны, что ни делается, все к вящей пользе Хисса: есть повод избавиться от Ежа, слишком обнаглел.
— Хисс услышал, — ответил Мастер ритуальной формулой. — Ставки вам известны.
— Разумеется. — Заказчик усмехнулся, и кошель с золотом, вынырнув из воздуха, упал в руки Мастеру. Слишком тяжелый кошель. — Тройная плата за особые пожелания. Этот заказ исполнит тот же ткач, что работал с Пророком.
В первый момент Диего не поверил. Стриж? Это порождение тьмы хочет получить Стрижа?! Нет. Не мог он так ошибиться…
Диего заставил пальцы разжаться и опустить кошель на стол. Нестерпимо хотелось шагнуть в Тень и отправить проклятого мага в Ургаш, набив его же золотом. Но ткачи слишком хорошо знают пределы своих возможностей, и потому Мастер лишь поклонился удаляющейся спине и сжал кошель, словно шею мага. Телячья кожа лопнула, и тройная плата за смерть приемного сына и жизнь родного звонким ручьем пролилась на стол.
По спящей улице мчался всадник. Лицо его скрывал капюшон, спина горбилась под плащом. Усталый конь, роняя хлопья пены, остановился на площади между двух одинаковых темных громад с высокими шпилями.
Всадник глянул на небо: тучи закрыли звезды. Он оглядел попеременно оба храма, но не обнаружил ни одной подсказки. Зато услышал цокот копыт — вдали, за несколько кварталов.
— Светлая, сохрани!
Осенив лоб малым Окружьем, всадник скинул плащ. По плечам рассыпались светлые волосы, а горб за спиной превратился в мягкую корзину, из которой высовываласьдетская голова.
Человек спешился и снял со спины корзину. Вынул малыша, закутал в шаль и направился к дверям ближайшего храма — слева. Опустившись на колени, осторожно уложил спящего ребенка на крыльцо и провел над ним руками, роняя золотые искры. Малыш завозился во сне, улыбнулся, но не проснулся. И исчез.
Стук копыт приближался.
Человек вскочил, закинул корзину за спину, прикрыв сверху плащом. Взлетел на лошадь и поскакал прочь.
Едва горбатая фигура скрылась за поворотом, на площадь выехала пятерка всадников, закутанных в плащи с капюшонами. Первый молча поднял руку, призывая всех остановиться. Так же молча спрыгнул с коня и направился к дверям правого храма. Поднялся по ступеням и постучал.
— Благословенны будьте, путники. Что привело вас в обитель Светлой? — улыбнулся заспанный седобородый настоятель. — Проходите, помолимся рассвету.
— Где ребенок?
Настоятель пожал плечами.
— Вам только что оставили ребенка. Где он?
— Простите, но никакого ребенка нам не оставляли. Приют не здесь.
— Отдайте. Это сын нашего господина. Его похитили. Отдайте.
— Сочувствую вашему господину, но ребенка здесь нет. Прошу, зайдите в храм, посмотрите сами.
Настоятель Халрик распахнул обе высокие створки, выпуская в уходящую ночь янтарный свет и тонкий аромат шафрана. Отпихнув его, гость встал на пороге и осмотрел белые каменные стены, украшенные резьбой и мозаиками, круглый камень посередине пустого помещения, висящие над алтарем светильники. Не говоря ни слова, он развернулся и быстрым шагом направился к четырем неподвижным фигурам. Вспрыгнул на лошадь, махнул рукой — и кавалькада, с места в карьер, покинула площадь Близнецов.
421 год, лето (шестнадцать лет тому назад). Суард.
Затушив светильники, си-алью Кирлах устало потянулся и раскрыл двери храма. Предрассветное бдение завершилось, с улицы доносились звуки просыпающегося города: гвалт базара за углом, топот коней, скрип телег — время Темного закончилось. Пустая площадь блестела мокрым после ночного дождя булыжником, олеандры и розы вокруг храмов расцвечивали её кармином и золотом.
Шагнув с порога на широкие вытертые ступени, Кирлах запнулся и чуть не упал. Помянув шиса треххвостого, остановился и посмотрел под ноги. На верхней ступени обнаружился сверток. Узорная шерстяная шаль зашевелилась, засопела, и из вороха ткани показалась любопытная синеглазая рожица.
— Вот так подарочек… и откуда ты взялся? — Настоятель присел, высвобождая заспанного годовалого малыша. — Задери меня вурдалак, если не тебя искали эти…
Кирлах скривился, вспомнив ночной разговор брата с темными всадниками.
— А ведь не увидели. Любопытный ты человечек… и я об тебя споткнулся. Кто таков будешь?
Человечек в ответ улыбался и лепетал на своем детском языке. Короткие белые волосики и светлая кожа указывали на северную кровь подкидыша. Но больше ничего — ни записки, ни монограммы на одежде — Кирлах не обнаружил. Разве что серебряный круг Райны, подвешенный на шнурке под рубашонкой, и шерстяная шаль были слишком хороши, не по карману тем бездомным, что время от времени подкидывают младенцев к порогу соседнего храма.
— Из Баронств, значит, — бормотал Кирлах, поднимая мальчика на руки. — Кто ж тебя определил Хиссу… как тебя звать-то, малыш? Гуу… — передразнил кроху, заинтересованно тянущего его за седую прядь. — И куда тебя девать?
Занося ребенка в широкие черные двери, Кирлах обернулся. Белые двери напротив ещё не открылись, и луч восходящего солнца окрашивал резьбу желтым и розовым. Кивнув своим мыслям, Крилах улыбнулся и скрылся в полумраке.
— Светлое утро, Настоятель, — приветствовал человека в черном длинном одеянии юноша, отворивший дверь. — Проходите, сейчас доложу Наставнику.
— Светлое, Еж. Это со мной.
Старик с острым подбородком и пронзительными черными глазами небрежно махнул рукой куда-то за спину. Там обнаружился служка в темно-сером балахоне, осторожно прижимающий к груди большой сверток.
Проводив посетителей в кабинет, Еж помчался в столовую.
— Ну, что там?
— Его Темнейшество Кирлах, Наставник!
Мужчина лет тридцати с лишним неторопливо поднялся из-за стола, промокая губы салфеткой. Среднего роста, смуглый и лысоватый, с текучими движениями и черными раскосыми глазами потомка кочевников, он казался размытой тенью — стоило отвести глаза, и невозможно было вспомнить, как он выглядит.