Мастер теней
Шрифт:
«И почему боги, одаривая вас силой, забыли вложить немного ума? — частенько вопрошал учитель, и тут же посохом вдалбливал в твердые головы учеников вечную мудрость: — Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам!»
Придворному магу тоже полагался посох, но, собираясь заняться подготовкой бала, Рональд предусмотрительно оставил его в кладовке — чтобы не убить ненароком шера Вонючку. Это прозвание распорядителю королевских покоев дала Шуалейда, по детской дури не подумав, на что обрекает не только
— Оставьте в покое эти колонны, сишер Вондюмень, и убирайтесь прочь, — очень тихо и очень спокойно велел Рональд.
Лакеи, тянущие цветочную гирлянду, замерли, выронили цветы и съежились. А шер Вонючка обернулся и уже открыл рот, чтобы в запале возразить, но, увидев Рональда, вспотел от страха, отступил и махнул слугам, мол, провалитесь. Те побросали оставшиеся цветы и помчались к дверям.
— Прочь, я сказал, — сморщив нос от вони, еще тише повторил Рональд старику и коротким жестом отправил цветы вслед за слугами.
Наконец, он остался в Народном зале один. Оглядел силовые нити, оплетающие стены, колонны и купол, подправил ослабевшие. Помянул недобрым словом Паука, перехватившего единственного за последние пять лет толкового мальчишку, уже намеченного Рональдом в ученики.
— Какого шиса защищать зал от шеров-зеро и драконов, если последний хвостатый носа не кажет из Хмирны, а ближайший зеро — из Метрополии?! — буркнул Рональд, разворачивая серый свиток с печатью-весами.
Никто не ответил. Эйты по обыкновению изображал мебель, а Ссеубех остался в башне.
«Позвать, что ли, а то и словом перекинуться не с кем? — подумал Рональд и тут же оборвал себя: — Нечего. Пусть делом занимается».
Следующие полтора часа про Ссеубеха он не вспоминал, занятый активацией и настройкой защиты. На ближайшую неделю Народный зал превратился в неприступную цитадель, равно непроницаемую для магии как снаружи, так и изнутри. Теперь, даже если Двенадцатый Дракон Хмирны вздумает разнести Роель Суардис по камешку, в этом зале не пострадает и муха. И наоборот: если Великим будет угодно подраться и превратить зал в кусочек Ургаша, все останется внутри — ровно на неделю.
Едва открыв дверь из зала, усталый Рональд снова наткнулся на Вонючку. Тот нервно топтался под дверью, кусал седой ус и громко думал о неработающем фонтане, недодраенном паркете и дохлых зеленых жуках.
— Фонтаном пусть займется Ахшеддин, — бросил Рональд, пока старик не успел набраться храбрости и напомнить придворному магу о его обязанностях. — Мне некогда.
В такие моменты Рональд ненавидел свою должность представителя Конвента при королевском дворе, ради которой он десять лет убеждал Паука в том, что ему, Пауку, никак невозможно допустить, чтобы во всей Империи не было ни единого темного придворного мага. Последний Бастерхази прислуживает каким-то бездарным провинциальным королькам, словно лакей! Будь прокляты эти Кристисы! Из-за них, трусливых светлых, шерская кровь стала похожей на водицу.
Едва войдя в свои покои, он громко спросил:
— Ну?
— Ничего интересного, патрон, — отозвался Ссеубех. — Кейран с Ахшеддином и Фломом четверть часа назад покинули бордель и направляются во дворец, Шуалейда с мастером теней до сих пор в городе.
— И что она делает?
— Гуляет, патрон, — хмыкнул некромант. — Да взгляните сами.
В зеркале бурлил базар. С навеса над шелковым рядом, где сидел «видящий» голубь — еще одна разработка из запасов Ссеубеха — открывался отличный вид, но вместо голосов слышался лишь невнятный гомон. Рональд несколько мгновений вглядывался в разношерстную толпу, пытаясь опознать Шуалейду и убийцу под личинами. По шелковому ряду бродили матроны, ремесленники, служанки и даже одна страховидная наемница, обнимающаяся с веселым бритоголовым мечником. В дальнем конце мелькнула знакомая физиономия — этот же «тихий» вчера сопровождал Шуалейду к Свандеру. Но никого, похожего манерой и осанкой на принцессу, да еще в сопровождении раба-куклы, Рональд не нашел. Все же неудобно пользоваться голубями — ауры не видно.
— Которая тут она?
— Вольная.
Подивившись весьма странному выборы личины — чтобы женщина добровольно превратилась в этакое чучело? — Рональд вгляделся в черно-белую картинку. Что-то в поведении куклы-наемника показалось неправильным, но разобраться он не успел. Мечник обернулся, равнодушно глянул ему в глаза, едва заметно дернул рукой, что-то блеснуло — и Рональд непроизвольно отшатнулся от погасшего зеркала.
Шу нервничала. Примеряла пятые по счету серьги, кусала губы и прятала глаза. Внизу, в гостиной, уже гомонили фрейлины, за окном шумели подъезжающие кареты. Кукольные часы на башне Магистрата только что пробили шесть: бал начался.
А в ушах Стрижа все еще звучал надтреснутый голос старика-менестреля, что пел на площади перед базаром: «Есть только миг…». Песня, драгоценный подарок людям от Золотого Дракона, ставшего человеком, сегодня звучала особенно пронзительно. Казалось, пел сам Слепой Бард, и пронизанный солнцем пыльный воздух сиял магией музыки. Еще там, на базаре, Стрижу нестерпимо хотелось взять в руки гитару и спеть — так, как он пел эту песню в деревне по дороге к Пророку. Может быть, легенда права, и Дракон остался среди людей, до сих пор бродит по дорогам со своей верной гитарой. Или прав Клайвер, и любой может стать Бардом, если найдет ту самую струну?
Жаль, спеть для Шу не получится.
Стриж осторожно отнял у неё так и не надетые серьги, поцеловал тонкие, пахнущие горькими благовониями пальцы, и вдел серьги, одну за другой. Не удержался, коснулся губами виска, обвел ладонью контур плеча. Она была так красива, так хрупка и беззащитна, эта страшная колдунья, что хотелось взять её на руки и спрятать от всего мира. Но вместе этого Стриж улыбнулся и подал руку. Пора.
Она встала, отделенная от него крепостными стенами из лазурного муара, сделала шаг — и вдруг остановилась, отняла руку.
— Я пойду одна, — сказала она и улыбнулась, впервые за сегодня свободно и светло. — Дождись меня здесь, пожалуйста.
Стриж замер, отказываясь верить, что его план пойдет шису под хвост из-за того, что у колдуньи вдруг проснулась совесть. А может, она решила, что влюблена? Морок и наваждение, скоро пройдет — принцессы по-настоящему влюбляются в рабов только в сказках. Покачав головой, Стриж снова взял её за руку и потянул к лестнице.
— Нет, Тигренок. Тебе не стоит там появляться, — она говорила мягко, но за мягкостью была твердость стали, а в глазах решимость новой интриги.