Мастер времени. Офелия
Шрифт:
Внизу слышалось сопение и тяжёлые шлепки лап по мраморному полу. Видимо, тварь вошла в открытую ею дверь станции. Стараясь не издавать звуков, Офелия сделала несколько шагов и, достигнув перил, осторожно выглянула. Внизу она сразу увидела существо из худших кошмаров – похожее на вставшего на дыбы волка, но с непропорционально большой лобастой головой. Длинные передние лапы оканчивались изогнутыми когтями, способными, на первый взгляд, разорвать лошадь надвое. Волчьи же уши вертикально торчали, ловя малейшие звуки, ноздри раздувались, вдыхая непривычные чудовищу запахи. Тут Офелия поняла, почему зверь до сих пор не нашёл оставшихся. Их запах перебивался
Офелия взвела курок. Звук моментально привлёк внимание неизвестной твари, она молниеносно развернулась, распахивая, казалось, бездонную пасть и завыла. А затем огромными скачками бросилась к лестнице. Но едва ее лапа коснулась первой ступени, как раздался выстрел, громом отразившийся от стен. Пуля ударила зверя в грудь и отбросила назад. Охотничий вой сменился визгом. Тварь рухнула на пол, суча лапами. Но стоило Офелии сделать еще пару шагов, как она снова была на ногах. Рык, изданный зверем, казалось, заставил здание пошатнуться. Но женщину, шедшую ему навстречу, это не остановило. Она спокойно, будто в тире, подняла руки, в которых был сжат револьвер и начала всаживать одну пулю за другой в широкую грудь зверя. Каждый выстрел отбрасывал зверя назад, вырывая из его шкуры кровавые фонтаны. Последняя пуля отбросила чудовище за двери, с треском разлетевшиеся под его весом. Нужно было перезарядить оружие. А еще лучше – добраться до кофра, но Офелия понимала, как мало у неё времени. Пули из её «ремингтона» остановили бы и носорога, но лесную тварь они только отбрасывали. Это противоречило всем законам – Божественным и научным.
Тем временем за разбитыми дверями начала копошиться лесная тварь и Офелия, расстегнувшая молнию саквояжа, понимала, что опаздывает. Запасные обоймы лежали на самом дне, так как сюда она ехала не на охоту. Просто так вышло, что путешествовать она привыкла вооружённая. После Гуситских войн и нашествий «валленштайновой саранчи» оружие лишним никогда не бывало. Рука её наткнулась на подарок Николы, замшевый несессер и, подхватив его, Офелия со всех ног бросилась к лестнице. Уже на середине лестницы её настиг звук вырванных из петель дверей и полный запредельной ярости рёв.
Не оборачиваясь, она отщёлкнула барабан револьвера, высыпав гильзы на ступени лестницы и, на бегу распахнув футляр, захватила несколько ярко блестевших в неверном свете пуль. Руки тряслись, и первая пуля выпала. Но вторая точно легла в отведённое ей ложе. За ней последовала третья. Четвёртая. Мускусный запах зверя стал сильнее. А его дыхание коснулось её затылка. Взвизгнув, Офелия рухнула на колени, и только поэтому лапа зверя пронеслась над её головой, вырвав изрядный кусок декора стены. Чудище снова взвыло, предчувствуя радость от скорого убийства, до которого оставался последний шаг, и в этот миг ударил первый выстрел. Серебристая молния ударила зверя в шею, вторая – в грудь. А третья отбросила на перила, которые под его весом проломились, и он с коротким воем упал.
Шатаясь от пережитого страха, Офелия шагнула вперёд. Осторожно опираясь на исковерканные перила, взглянула вниз. На полу, раскинувшись совсем не по-звериному, лежало чудовище, под которым быстро растекалась огромная лужа крови. Но вот зверь шевельнулся, и если бы сердце Офелии билось, сейчас бы оно ушло в пятки. Дрожащей рукой она подняла револьвер, однако больше зверь не подавал признаков жизни. Да… Теперь он начал меняться. С треском вставали на место кости, вытягивались сухожилия, сокращались мышцы. И вот уже на полу вокзала лежит обнажённый мужчина, заросший густой бородой. На теле его маленькими кратерами были отмечены попадания серебряных пуль Николы.
Сзади раздался звук открываемой двери и робкие шаги. Офелия даже не обернулась, чтобы взглянуть на выходивших из ненадёжного укрытия людей. Все уставились на лежащего внизу мужчину:
– Знаете его? – спросила Офелия, переведя дух. Но в ответ получила только отрицательные мотания головами.
– Никогда раньше не встречали, – ответил за всех Каспар Рутеншафт, – он неместный.
– Хорошо, – сказала Офелия, пряча револьвер в кобуру на бедре. – А теперь неплохо было бы отведать вашего знаменитого бренди. Говорят, он дарит долголетие.
Офелия и дом ламий
Осенью Офелию часто одолевали грустные мысли. С чем это было связано, она не знала, но глядя на небо, атакованное беспорядочными ордами туч, всегда предавалась унынию. Вот и сегодня, завернувшись в плед, она грела ладони о кружку глинтвейна и смотрела в истекающее слезами окно. Лондиниум, как и раньше, встретил её моросью, но она уже перестала это замечать. Каждый приезд в этот город ассоциировался у неё с дождём. Эдакий менуэт из капель влаги и облаков пара.
Комната для размышлений, как она её называла, выходила единственным окном на парк. И сейчас, удобно расположившись на широком подоконнике, Офелия смотрела на проносящиеся паровые кэбы, вездесущие хобби-хорзы1 и царственно парящий в небе дирижабль. Тяга людей к небу воплотилась в этих неуклюжих, словно гиппопотамы, конструкциях. Они, а не птицы, теперь царили в небе, осваивая пятый океан.
Ей нравились эти изменения. Ей нравилось летать, нравилось мчаться на паротяге, глядя на проносящиеся мимо места, явления, лица. Даже спустя четыреста лет Офелия не растеряла вкус к жизни. Ей нравилось открывать мир заново каждый раз, когда он менялся. Открытие Нового Света, Возрождение, Реформация и Революция. Она пережила их все. И каждое событие наложило на неё свой отпечаток. Оставило свой след в душе. Может, поэтому ей не сиделось на одном месте, словно злой рок гнал её вперёд. И уже в этой гонке она поставила себе цель – искать тех, кто (как и она) бродит неприкаянными тенями по Земле, неся бремя бессмертия или долголетия.
Она сама не знала, бессмертна ли она! Её небьющееся сердце ничего не доказывало. И в первую очередь – ей самой. Мало было вещей в этом мире, способных её напугать, особенно после безумия и смерти. Она часто проклинала Гамлета, пока боль не сошла до комариного писка. А затем и вовсе прошла, затаившись где-то в дальних закоулках её сознания. Офелия повела плечами и сделала глоток глинтвейна, горячей волной пронесшегося по пищеводу и огненным шаром скатившегося в желудок. Она улыбнулась и, откинув голову, прикрыла глаза:
– Моя госпожа, – шептал её спутник Костин, – лучше бы мы остались на ночлег в нормальном месте.
– А чем это тебя не устраивает?! – возвращаться обратно по горной дороге в надвигающихся сумерках не было никакого желания. И поэтому она упрямо шла к перевалу Змоликас, покинув тёплый номер в гостинице провинциальной Самарины, расположившейся у подножия Эпирских гор2. Июньский дождь был прохладным, а пронесшийся пару дней назад циклон понизил температуру до рекордно низкой для этой местности.