Мастер женских утех
Шрифт:
– Через неделю отвезу вас в санаторий.
Слегка смутившись, Савелий пролепетал:
– Долорес, касатка, спустись вниз, купи в продуктовом буханочку черненького и картошечки. Только на этот раз платить за продукты буду я. Возьми на комоде деньги и не спорь!
Девушка улетучилась. Савелий Дмитриевич, никогда прежде не позволявший себе рыться в чужих вещах, взял сумку Лолиты. Успокаивая себя тем, что он действует исключительно из благих побуждений, Ким выудил из кармашка водительское удостоверение, переписал фамилию Долорес и быстро вернул документик на место.
Пятнадцатого марта Лолита отвезла Савелия в санаторий.
Пока дедок наслаждался процедурами и общением с такими же немощными пенсионерами,
В апреле Долорес привезла старика домой.
– Что ни говори, а свои стены намного милее, – веселился Ким, проходя в большую комнату.
Долорес оставалась серьезной.
– Касатка, у тебя неприятности? По дороге ты не проронила ни слова.
– Савелий Дмитриевич, сядьте, я должна сообщить вам неприятную новость.
Дед забеспокоился:
– Ты, никак, захворала?
– Нет, на здоровье не жалуюсь.
– Так это главное, когда у человека хорошее здоровьичко, он уже…
– Савелий Дмитриевич, это касается вашей доплаты к пенсии. Понимаете, ее отменили. – Лолита отвернулась к стене, боясь встретиться взглядом с растерянным Кимом.
– Как же так? Ведь только назначили?
– А у нас всегда одно и то же. Сначала принимают закон, потом так же быстро отменяют. Мне жаль, Савелий Дмитриевич, правда!
– Не жалей, – старик подошел к картине. – Как говорила моя покойная Варюшка: «Бог дал, бог взял».
– И еще… – Лола обняла деда за плечи. – Я больше не работаю в собесе. Уволилась по собственному желанию.
– Почему, касаточка?
– Нашла более прибыльное местечко. Зарплата высокая, работа непыльная.
– Ну, тогда я только рад.
С тех пор Савелий Дмитриевич Лолиту не видел. Иногда, когда у подъезда останавливалась машина, дед с надеждой ждал, что из нее выйдет Лола. Но – нет. А самое обидное, что Савелий не успел преподнести Лолите подарок.
Перед майскими праздниками Ким отправился в райсобес. Необходимо было выяснить, почему отменили прибавку? Сейчас он придет и скажет, мол, я ветеран, мне девяносто, я заслужил… заработал… завоевал…
К большому удивлению старика, сотрудница райсобеса, услышав о прибавке, удивленно заморгала глазами.
– Дедуль, вы что-то путаете, никаких прибавок не было.
– Но как же, ко мне Лолита приходила, все документы оформила, подпись мою получила.
– Кто такая Лолита?
Ким недовольно хмыкнул:
– Что же, вы работали бок о бок, а стоило человеку на новое местечко перейти, как даже имечко ее забыли?
Следующие пятнадцать минут грузная дама практически на пальцах объясняла старику ситуацию. Оказывается, никакой Лолы у них отродясь не было! Более того, женщина настоятельно посоветовала Савелию заявить в милицию.
– Кто знает, что эта аферистка задумала?
– Долорес не аферистка. Она хорошая!
– Да? А что за документы вы подписывали, помните? Где подпись-то ставили? Может, вам уже ваша собственная квартира не принадлежит? Эх, дедуля, нельзя в наше время быть таким доверчивым! Кто ж пускает незнакомых людей на порог да еще все документы самозванцам предоставляет?
Понурый, обиженный и оскорбленный, Савелий Дмитриевич вернулся к себе. На душе его скребли кошки. Что же это получается – Долорес его обманула? Не может быть! Да и зачем ей дурачить старика? В голове глубоко засели неприятные слова касательно квартиры.
Отгоняя от себя черные мысли, Савелий Дмитриевич старался поскорее забыть историю, в которой Долорес сначала выступила в роли доброй феи, а потом превратилась… А, собственно, в кого она превратилась? Деньги «на черный день» у Савелия на месте, вещи тоже не тронуты, так почему он должен винить Лолу в нечистоплотности? Нет, что бы ни случилось, а ему грех жаловаться. Лола принесла ему хоть и краткосрочное, но все же счастье.
ГЛАВА 9
– Савелий
Старик провел высохшей ручонкой по седым волосам:
– Незаконным путем появилась, касатка, еще в семнадцатом году. Отец был чекистом. Он принимал непосредственное участие в расстреле помещика Федора Кубышкина. Тогда богатеев расстреливали пачками – смутное время было. Страна готовилась к грандиозным перестройкам. У Кубышкина была большая коллекция картин – все они перекочевали в музей, а одну… отец взял себе. Понимаю, поступил он непорядочно, в каком-то смысле гадко. Но что было, то было, историю не изменить. Мой папаша был отъявленным коммунистом, до конца жизни он свято верил, что в семнадцатом они все сделали правильно. В Советской стране все должны жить одинаково – это был его девиз. Богатый человек – враг народа. А раз так, то и жалости к нему не должно быть никакой. Присвоив картину Кубышкина, отец постоянно твердил, что взял ее на память о тех днях, когда они начинали благое дело – революцию. В сороковых отец умер, и мать первым делом захотела избавиться от картины. «Выбрось ее, выбрось ее немедленно. Она – зло!» – твердила она мне.
Ким немного помолчал.
– Я к матери не прислушался. С какой стати мне избавляться от картины? Еще чего! Висит и висит, есть не просит, а вот стоит, наверное, приличных денег. После смерти матери – к тому времени я уже был женат – картина перекочевала в нашу новую квартиру. И все бы ничего, если бы история не имела продолжения.
Катарина внимала каждому слову Кима.
– В семидесятых я работал механиком на заводе. И был у нас в цеху дядя Коля – мастер высшей категории. Ему уже перевалило за семьдесят, но свое дело он выполнял на пять с плюсом. Веселый был мужик, юморной. Каждый день приходил в цех с новым анекдотом или шуткой. Молодежь к нему тянулась, все его уважали. Дядя Коля всегда мог дать дельный совет, а в случае чего – прийти на помощь. А однажды он мне жизнь спас. Если бы не его реакция, меня бы сплющило за пару секунд. После того случая мы сблизились. Дядя Коля стал частенько захаживать к нам с Варюшкой в гости. Как правило, сидели мы на кухоньке: водочка, закусончик, все чин-чинарем. А моя Варька была баба суетная, взбалмошная, ни минуты не могла спокойно усидеть на месте. Все крутилась, вертелась как юла. Иной раз меня это страшно раздражало – ну что, спрашиваю, ты все вертишься? А она смеялась, говорила, что не умеет жить медленно. Так вот, значит, пришел к нам дядя Коля, сидим, закусываем. Вдруг Варька берет его за руку и тащит в маленькую комнату. Не терпелось ей показать Николаю ту самую картину. Дядя Коля как ее увидел, так и онемел. Минут десять смотрел в одну точку, а потом и говорит: «Сав, а ведь это картина моего отца!»
Катка затаила дыхание.
– Мы с Варькой чуть дуба не дали. До позднего вечера слушали историю Николая о помещике Кубышкине. – Савелий Дмитриевич вытянул вперед указательный палец: – Вона как иногда бывает-то! Десять годков мы проработали вместе, каждый день здоровкались, смеялись, шутили и даже не подозревали, что мой отец расстрелял отца дяди Коли! Касатка, словами не передать мои чувства, я был готов разорваться на части. Это ж надо такому совпадению случиться! Но сориентировался я мгновенно. Встал, положил руку на плечо Николаю и, попросив прощения за отца, снял со стены картину. Мне, мол, чужого не надо, она по праву должна принадлежать ему, и только ему. Но дядя Коля лишь грустно улыбался. Поблагодарив нас с Варюшкой за гостеприимный прием, он ушел. А через три дня последний раз появился в цеху. Заявив, что он устал и собирается отправиться на заслуженный отдых, он поставил нам ящик водки и закатил веселенький гульбарий.