Мастер
Шрифт:
Каждый вечер он подходил к окну и якобы смотрел на происходящее на площади, на самом же деле глаз не спуская с молодой цыганки. Наконец после одного представления мастер спустился к ней, взяв самый лучший свой инструмент. Он позвал ее к себе и предложил играть на своей скрипке только для него в течение всей ночи, пообещав щедро наградить. Девушка немного пошепталась с остальными музыкантами и согласилась. Когда утром она вышла из дома господина Томази, то несла драгоценный инструмент, завернутый в коричневое тонкое сукно.
На следующий вечер мастер нетерпеливо ожидал нового выступления циркачей, но никто не появился. Бродячая труппа свернула свои шатры, стоявшие на окраине города, и отправилась дальше. На рассвете
Помощник покойного мастера знал, что и в этой истории нет ни зернышка истины, но не сказал об этом, в том числе и потому, что не хотел мешать воодушевлению рассказчицы. Правда, в жизни господина Томази была одна печальная любовная история, но она произошла в молодости, когда он только постигал основы мастерства. Между ним и одной дальней родственницей с материнской стороны внезапно вспыхнула любовь. Запретная и тайная, она была весьма бурной, как обычно и случается в таком возрасте. Неизвестно, чем бы все кончилось, если б не вмешалась болезнь. У девушки открылась скоротечная чахотка, и она сгорела буквально за несколько недель. Господин Томази больше никогда не привязывался ни к одной женщине, хотя и не избегал их.
Один карманник, с длинными и ловкими пальцами и лицом, выражающим саму невинность, клялся честью, что ему из первых рук известно, из-за чего покончил с собой господин Томази. Дело было в карточной игре, где мастер потерпел настоящую катастрофу. С некоторого времени он был рабом этой страсти, хотя об этом никто не знал, даже его помощник, живший с ним под одной крышей. Каждую пятницу у мастера тайком собиралась компания картежников, проходя сразу в мансарду, откуда он в конце концов и шагнул в смерть. Окно они завешивали одеялом с кровати, чтобы снаружи ничего не было видно, а потом при свечах начиналась игра, нередко продолжавшаяся до зари.
Как честный человек, скрипичный мастер полагал, что имеет дело с ровней, и не подозревал, что попал в сети хитрых и жестоких шулеров. Вначале они играли с небольшими ставками, и мастер по большей части выигрывал. Но затем удача повернулась к нему спиной. Он начал терять, и не только деньги, но и рассудительность. Он стал повышать ставки в безумной надежде вернуть проигранное, но только увязал еще глубже. Когда у него кончились наличные деньги и драгоценности, он начал подписывать векселя. Так он остался без большого сельского имения, а потом и дома в городе. Однако все это господин Томази еще мог как-то перенести. Но когда карты отняли у него последний драгоценный инструмент, он понял, что опустился на самое дно. До мастера наконец дошло, что он стал жертвой обмана, но было уже поздно. Не сумев смириться с мыслью, что его скрипки попали в руки изворотливых воров, он осудил сам себя на самое тяжкое наказание.
И это, конечно, было выдумкой, но господин Умбертини и на сей раз смолчал. Встречи игроков каждую пятницу, пускай и тайные, не могли бы ускользнуть от его внимания. Кроме того, у господина Томази не было никакого имения, которое он мог бы проиграть. Но гораздо важнее, чем эти мелочи, было то обстоятельство, что игра представляла собой последний порок, которому мастер мог бы предаться, - поскольку испытал все ее последствия, хотя сам никогда и не играл.
Старший брат скрипичного мастера, господин Роберто Томази, еще в молодости стал завсегдатаем казино. Там он довольно скоро оставил свою долю отцовского наследства, потом некоторое время удовлетворял свою страсть
Хромой попрошайка, утверждавший, что он - внебрачный сын некоего военачальника, терпеливо выслушал все три рассказа, а потом самоуверенно заявил, что на самом деле все было совсем не так. Мастер вообще не совершал самоубийства, как считают все. Он не выпрыгивал из окна, его выбросили оттуда. Кроме двух помощников пекаря есть и третий очевидец. Речь идет об одном нищем, который после злосчастного случая сбежал из города, напуганный тем, чему стал свидетелем, поведав перед этим обо всем своему хромому приятелю.
Этот нищий провел ночь на площади, под какой-то лестницей, а на рассвете его разбудил треск, доносящийся откуда-то сверху. Он, еще толком не проснувшись, начал оглядываться и определил, что звук доносится из открытого окна мансарды в доме скрипичного мастера. Похоже было, что там пытаются что-то разбить, но снизу ничего не было видно. А потом все замолкло, и на некоторое время воцарилась тишина. В тот момент, когда на площадь вышли два помощника пекаря, каждый неся по корзине со свежим хлебом, в окне появился испуганный мастер. Он вцепился в раму, пытаясь сопротивляться кому-то, толкавшему его сзади. Борьба была бесшумной, поэтому юноши ее и не заметили. Они, ни о чем не подозревая, пересекали площадь среди голубей, о чем то болтая.
Давление на спину мастера становилось все сильнее, и его сопротивление в конце концов иссякло. Его словно подтолкнула какая-то огромная рука, он вырвался наружу и беспомощно полетел на мостовую, не издав при этом ни звука. Окно между тем оставалось пустым, как будто мастер сам, по своей воле, бросился вниз. Лишь на миг там мелькнула фигура, да такая жуткая, что от ее вида у наблюдателя, спрятавшегося под лестницей, кровь застыла в жилах. Она исчезла тотчас же, но и одного мгновения было достаточно, чтобы нищий без всяких сомнений узнал, кто это. Нищий просидел, притаившись, в своем укрытии еще долго, не решаясь двинуться с места. Он отважился выйти, лишь когда следователь закончил свой осмотр и тело пострадавшего было убрано.
Ничего необычного, заключил поучительно нищий, что господин Томази в конце концов пал жертвой нечистого. Всякий, кто обещает дьяволу душу в обмен на какую-нибудь временную и тщеславную выгоду, должен понимать, что тот однажды явится за своим. Рано или поздно. Однако у мастера не было причин жаловаться. Ему было дано в течение многих лет наслаждаться славой непревзойденного творца скрипок, хотя, конечно, всем было понятно, что такой талант не может быть от природы.
Вот тогда господин Умбертини впервые почувствовал искушение вмешаться. В отличие от предыдущих эта история была хотя бы отчасти верна. По всей видимости, сам рассказчик и был свидетелем того, что произошло на площади, а вовсе не какой-то его вымышленный, сбежавший приятель. Для человека, пересказывающего чужие слова, он слишком убедительно излагал подробности. Видимо, он просто хотел избежать допроса в полиции. Придуманные же частности были вполне правдоподобны. Без них история не была бы достаточно увлекательна для слушателей. С другой стороны, хотя он того знать и не мог, частности эти имели под собой некоторую основу. Господин Умбертини сдержался и промолчал, кроме всего прочего и потому, что был не готов пускаться в неизбежные обсуждения судьбы мастера, ибо тайна, присутствовавшая здесь, в значительной степени выходила за пределы его понимания.