Мастера детектива. Выпуск 3
Шрифт:
— Я.
Теперь он уже не плакал, а просто отвернулся к стене, потом вдруг, повинуясь внутренней потребности, взглянул с вызовом прямо в глаза адвокату.
— А что я мог, по–вашему, сделать? Все твердили, что виноват я, что я нахвастался, будто умею водить машину. Из–за Большого Луи я каждый вечер мог видеться с Николь. Я все вам должен говорить, верно? Ведь вы мой адвокат. Вы сами захотели. Да, да! Я это сразу почувствовал. Не знаю, почему вы так поступили, только вам захотелось. Теперь пеняйте на себя. Если бы я мог убежать с Николь,
— А она, что она говорила по этому поводу?
— Ничего не говорила.
— А где вы взяли тысячу франков?
— Дома. Мама еще не знает. Я рассчитывал рано или поздно возвратить. Я знаю, где у мамы лежат деньги: в бельевом шкафу, в старом папином бумажнике.
— А остальную сумму?
— Какую остальную?
— Две тысячи шестьсот франков?
— Кто вам о них сказал?
— К сожалению, приобщено к делу. Полиция обнаружила почтовые переводы, которые Большой Луи посылал своей подружке.
— А где доказательства, что это я их посылал?
— Приходится предполагать, что вы.
— Люска дал мне взаймы четыреста франков. А остальные… Рано или поздно вы все равно узнаете, потому что, когда он будет сводить счета… Я не знал что делать. Большой Луи мне угрожал, говорил, что предпочтет во всем покаяться полиции и нас всех засадят в тюрьму. Вы знаете господина Тетю?
— Рантье с Оружейной площади?
— Да. Это наш клиент. Он покупает много книг, особенно дорогие издания, мы их для него выписываем из Парижа… Так вот, Тетю пришел в магазин, когда господин Жорж поднялся на минуточку к себе выпить чаю он всегда в четыре часа пьет чай — и заплатил по счету. Тысячу триста тридцать два франка. Я их взял. Я рассчитывал вернуть их до конца месяца.
— Каким образом?
— Не знаю. Я нашел бы средство… Не могло же так длиться вечно. Клянусь, я не вор! Впрочем, Эдмон был в курсе…
— В курсе чего?
— Я объявил ему, что не желаю до бесконечности быть козлом отпущения. Пускай и другие мне помогут. Если бы они не напоили меня в тот день…
Отдаленные гудки автомобиля прорезали густой пласт тишины, напомнив обоим, что рядом лежит небольшой городок и каждый житель здесь убежден, что знает, чем живет его сосед.
Почему именно сейчас Лурса вспомнил о Судейском клубе? Никакого отношения к их разговору это не имело. Несколько лет назад судьи и адвокаты — было это в ту эпоху, когда бридж только–только начал проникать в провинцию, — решили создать свой клуб, так как в городе клуба бриджистов еще не существовало.
В течение нескольких недель все сколько–нибудь значительные обитатели Мулена получали циркуляры и приглашения. Был даже создан временный комитет, и Дюкупа выбрали генеральным секретарем.
Потом избрали постоянный комитет под председательством Рожиссара и одного генерала. Почему именно генерала? И под клуб купили особняк на углу авеню Виктора Пого.
Лурса обнаружил свое имя в списке членов клуба не потому, что он дал согласие, а потому, что зачисляли подряд
Но и в тишь его кабинета, где он отгородился от мира, доходило эхо споров, которые вспыхивали каждый раз, когда вставал вопрос о приеме новых членов. Кое–кто настаивал, чтобы прием в клуб был ограничен, чтобы в него входили только сливки муленского общества. Другие, напротив, в целях пополнения бюджета предлагали более демократический статут.
Судейские оспаривали у адвокатуры почетные места; три заседания были посвящены вопросу о приеме некоего хирурга, делавшего пластические операции, причем одна половина членов клуба требовала его принять, а другая отвергала его кандидатуру.
Дюкуп, все еще находившийся на посту генерального секретаря, последовал примеру прокурора, когда тот с доброй половиной своих соклубников вышел из состава правления после одного особенно бурного заседания.
Потом о клубе забыли и вспомнили всю эту историю только через несколько недель, в тот самый день, когда поставщики предъявили свои требования, и тут лишь обнаружилось, что главный распорядитель подписывал довольно странные счета.
Правда и то, что дело чуть не дошло до суда; от каждого члена клуба пришлось потребовать определенной денежной жертвы, на что многие ответили отказом.
— Скажите–ка, Маню…
Он чуть было не сказал: Эмиль.
— Мне необходимо знать всех членов вашей, как вы выражаетесь, шайки. Большой Луи никогда не говорил, что его намеревается посетить кто–нибудь из его друзей или сообщников?
— Нет.
— А о том, что его любовница собирается приехать в Мулен?
— Нет.
— Между вами обсуждался вопрос о том, что надо как–нибудь от него отделаться?
— Да.
Надзиратель постучал в дверь, приоткрыл ее:
— Вам пакет, господин адвокат. Принес из прокуратуры рассыльный.
Лурса разорвал конверт и прочел несколько строк, напечатанных на машинке:
«Прокурор имеет честь сообщить мэтру Лурса, что некий Жан Детриво исчез из родительского дома со вчерашнего вечера».
Все запутывалось окончательно. И, как на грех, он, Лурса, за восемнадцать лет отучился понимать чужую жизнь.
Однако он что–то чувствовал. Ему казалось, что надо сделать еще одно усилие — и он ухватит все эти…
— Детриво… — произнес он вслух.
— Что, что?
— Что вы думаете о Детриво?
— Он наш сосед. Его родители построили дом на нашей улице.
— А как он попал в шайку?
— Сам не знаю. Он очкарик. Всегда хотел быть всех хитрее или, как он говорил, всех объективнее. Он такой бледный, тихий…
— Из прокуратуры мне сообщили, что он исчез.
Маню задумался, и забавно было видеть, как этот взрослый мальчуган размышляет; даже лицо его стало по–мужски напряженным.
— Нет, — сказал он наконец.
— Что — нет?
— Не думаю, что это он. Он воровал зажигалки.