Мастера детектива. Выпуск 9
Шрифт:
– Да, верно, я совсем забыл об этом!.. – сказал Анье. – Но когда Штут во второй раз появился на манеже, кто-нибудь подходил к нему? Ну хотя бы из униформистов, они обычно стоят в проходе. Я редко хожу на какие-либо зрелища, а в цирке не был уже давным-давно, но хорошо помню, что у выхода на манеж стоит месье Луаяль, ну, вернее, артист, который исполняет обязанности «месье Луаяля». А за ним – униформисты. Так ведь?
– Именно так.
– Когда Штут появился на манеже, никто не подходил к коляске?
Ошкорн
– Подходил. Один из униформистов сделал вид, будто пытается преградить ему путь, говорил, мол, не надо мешать великому скрипачу Палю, ведь Паль в это время играл. По-видимому, это входило в сценарий. Однако я хорошо помню, к Штуту он не подходил, а только взял под уздцы пони. Но пони мотнул головой и вырвался. Он так выдрессирован.
– Штут возмутился, когда пытались остановить его пони? Сказал что-нибудь?
– Нет, ничего не сказал. Впрочем, он и не должен был ничего говорить, ведь по роли он был мертвым.
– Да, конечно… но я думаю, может, Штут был еще Жив, когда коляска выехала на манеж…
– Это невозможно! – нетерпеливо воскликнул Патон. – Штут был мертв уже по крайней мере десять минут. Заключение судебно-медицинского эксперта вполне категорично. На манеж был вывезен труп.
– Да, правда. Я совсем забыл о заключении судебно-медицинского эксперта!
Ошкорн в душе удивился такой странной забывчивости комиссара Анье. Ведь он слыл человеком, который никогда не забывает ничего из того, что он прочел или услышал.
– Третий человек, которого вы считаете вне подозрений, – Людовико, – продолжал комиссар. – Вы опираетесь на тот факт, что он все это время оставался на трапеции. Но на манеже разворачивалось представление, и я не думаю, что вы все это время не спускали глаз с воздушного Гимнаста! Было бы неплохо, если б вы прикинули, сколько времени нужно для того, чтобы спуститься с этого насеста и снова подняться туда… Но все же, пожалуй, этих троих мы можем исключить. Что же касается остальных…
И комиссар Анье весьма выразительно скривился при мысли, какое нелегкое дельце предстоит его сотрудникам. Потом он спросил:
– Как вы намереваетесь вести дело?
– Я думаю, – сказал Патон, – что сейчас самое благоразумное – по свежим следам заняться вчерашним убийством. Когда мы найдем второго убийцу, мы будем недалеки от того, чтобы найти первого.
– Держу пари, Ошкорн, что вы придерживаетесь диаметрально противоположного мнения. Насколько я вас знаю, вы возьметесь как раз за дело Бержере в надежде, что оно выведет вас на дело Штута.
Молодой инспектор покраснел, так как комиссар разгадал его мысли. Однако он возразил:
– Скорее, я думал вести оба дела одновременно! Когда инспектора уже направились к двери, комиссар Анье окликнул их. Ошкорн ждал этого, Анье всегда в последнюю минуту «вспоминал» и задавал вопрос, который,
Так некоторые в постскриптуме сообщают самое главное, истинную цель письма, которое они только что написали…
Комиссар всегда высказывал эту мысль без нажима, как бы между прочим. Но Ошкорн хорошо знал своего шефа, знал, что у него есть нюх, и потому всегда с интересом ждал его «постскриптума».
– А что в этом деле больше всего поразило вас, Ошкорн?
– Время, которое мадам Лора потратила на то, чтобы вернуться в цирк после звонка Жана де Латеста!
– Да, любопытно. Это надо прояснить. Комиссар Анье задал второй «забытый» вопрос:
– Скажите, Ошкорн, да, я обращаюсь главным образом к вам, ибо знаю вас как человека дотошного, не удивляет ли вас, что второе преступление совершено день в день через полгода после первого? У вас ум… как бы это сказать… оригинальный, что ли, да, оригинальный, именно это слово я искал, и вы должны обратить внимание на такое совпадение.
7
Выйдя из кабинета комиссара Анье, Ошкорн взглянул на часы.
– Половина десятого. Мы вызвали часть служащих цирка на десять тридцать. У нас впереди целый час. Пройдемся, ты не против? Прогулка немного освежит мне мозги. Мне это необходимо, по утрам, часов до одиннадцати, у меня всегда тупая голова. Кстати, мы можем выпить по чашечке кофе. Представляешь, я к тому же еще забыл позавтракать!
Ошкорн ждал, что Патон, как обычно, сейчас прочтет ему нотацию о необходимости принимать пищу в строго определенные часы. Но тот пребывал в дурном расположении духа и лишь молча пожал плечами.
У самого Ошкорна, наоборот, было прекрасное настроение. Сентябрьское утро было поистине чудесным, и он радовался ему. После полудня наверняка станет очень жарко, последние такие деньки в этом году…
– Превосходная погода для сбора винограда, – вздохнул он.
Но Патон ничего не ответил.
Они расположились на террасе кафе на бульваре Сен-Мишель, и Ошкорн начал приготавливать то, что он называл сандвичем криминальной полиции – смесь ветчины, яиц, швейцарского сыра и горчицы, все хорошо сдобренное солью и перцем.
– Вкус дикаря, у тебя вкус дикаря, – говорил обычно Патон, сам тонкий гурман.
Но сейчас он молча взирал на приготовления приятеля и меланхолично сосал свою трубку. Наконец он с раздражением воскликнул:
– Надоело мне это дело!
– Ну это для меня не новость! Тебя любое дело вначале раздражает. Но как только оно сдвинется с мертвой точки, тебя уже не остановить! Ну скажи, что тебя раздражает в нем?
– Оно слишком простое!
От удивления Ошкорн резко поставил свою чашку на блюдце.