Мастера и шедевры. Том 2
Шрифт:
Утренний холод заставлял зябко ежиться.
Небо было сумрачно и пустынно, лишь в неведомой бездне мерцала одинокая звезда.
Он вошел в парк и побрел по аллее.
Кругом была тишина и свежесть.
На душе у Серова было грустно и одиноко. Казалось, он отдал самое дорогое, что у него было.
Отдал без остатка.
Так родилась «Девушка, освещенная солнцем».
… Мало кто в истории русского искусства получил такое категорическое признание с первой своей выставки, как Серов.
«Впечатление,
Правда, не обошлось и без ворчания.
Старый, маститый художник Владимир Маковский пришел в невероятную ярость оттого, что «сам Третьяков» купил у молодого Серова «Девушку, освещенную солнцем».
В состоянии шока он восклицает:
«С каких пор, Павел Михайлович, вы стали прививать вашей галерее сифилис?»
Именно о такого рода блюстителях искусства писал Репин:
«…Блестящий талант совсем ослепил наших академиков: старики потеряли последние крохи зрения, а вместе с этим и последние крохи своего авторитета у молодежи. Рутинеры торжествуют свое убожество».
Иной, менее крепкий талант, чем Серов, захлебнулся бы в море похвал.
Но молодой художник встретил по-своему, по-серовски, поток восторгов — работой, ученьем, трудом.
Любимым его изречением было.
«Надо знать ремесло, рукомесло, тогда с пути не со-бьешься».
И Серов великим трудом стремился достичь простоты. Серов, пожалуй, был один из тех русских художников, которые оказались достойными требований, предъявляемых к современникам Крамским:
«Быть может, я ошибаюсь, но мне кажется справедливым, чтобы художник был одним из наиболее образованных и развитых людей своего времени, он обязан не только знать, на какой точке стоит теперь развитие, но иметь мнение по всем вопросам, волнующим лучших представителей общества, мнения, идущие дальше и глубже тех, что господствуют в данный момент, да вдобавок иметь определенные симпатии к разным категориям жизненных явлений».
… Биарриц. Поздняя осень. В океане шторм, ветер гонит огромные волны, пляжи пустынны, давно опустели и виллы богачей. Курорт безлюден.
Лишь одна из роскошных дач не покинута владельцами. Миллионеры — супруги Цейтлин — не могут уехать. Не могут, несмотря на неотложные дела: ведь портрет хозяйки виллы, М. С. Цейтлин, пишет сам Серов.
Все нервничают, томятся, но портрет «не идет».
«Да, кажется, я больше не выдержу близости океана — он меня сломил и душу издергал, надо бежать, — пишет Серов жене. — Портрет тоже (вечная история) не слушается, а от него зависит отъезд… Ты мне все говоришь, что я счастливый… Не чувствую я его и не ощущаю».
Двадцать тысяч франков за портрет. 1910 год — вершина славы художника, любящая жена, чудесные дети, и нет счастья.
Серов, как никто
Поэтому его «деловые» портреты с небывалой остротой раскрывают души портретируемых, как бы искусно они ни прикрывали свое «я».
И несмотря на то, что «у Серова писаться опасно», несмотря на то, что из-за его откровенности за ним ходит молва ужасного, невоспитанного человека, отбоя от заказов нет.
Серов становится первым портретистом России.
Но ни в позолоченных интерьерах княжеских особняков, ни на фешенебельных раутах московских меценатов — нигде и никогда не покидала художника забота о завтрашнем дне, о хлебе насущном.
Он писал портреты мучительно долго, часто по 70–90 сеансов, и поэтому постоянно не вылезал из долгов.
И когда приступ болезни свалил Серова и юристы начали составлять завещание, они были поражены. Кроме красок, кистей да одномесячного жалованья в Училище живописи, завещать семье художнику было нечего.
Надменные сановники, модные адвокаты, дегенеративные русские баре, стареющие светские львицы — вся эта напомаженная, раздушенная публика, себялюбивая и честолюбивая, подобно стае птиц, слеталась на яркий огонь таланта Серова.
Похищение Европы.
Один из учеников Серова, Николай Павлович Ульянов, писал:
«Чтобы приобрести известность, Серов поступает «в общее пользование», принимает заказы от «всяких» людей… напрягает силы, берет даже «в гору».
Наступает кабала портретиста, кабала до самой смерти».
Старомодный купеческий дом с мезонином в Большом Знаменском переулке. Здесь снимает квартиру семья Серовых.
В просторном зале мастерская. На мольберте очередное полотно — огромный портрет Марии Николаевны Ермоловой. Правда, обычно художник писал портреты вне дома и лишь некоторые привозил и заканчивал в студии.
Серов не любил развешивать дома картины. Во всей большой квартире висело на стенах три произведения: акварель Бенуа, рисунок Сомова и зимний пейзаж Серова — родное Домотканово. В этом доме в гостях у Серова бывали К. Коровин, А. Бенуа, П. Кончаловский, М. Врубель, Ф. Шаляпин.
Гостила у Серовых и наша старая знакомая — Маша. Она вышла замуж за врача Львова и бывала наездами в Москве.
По вечерам после чая в большой гостиной разгорались споры. А поспорить было о чем.
В искусстве происходили жаркие битвы.
Многое было неясно. Художник Бакст пишет:
«В общем, все немного сбиты, стащили старых идолов с пьедесталов, новых не решаются поставить и бродят вокруг чего-то, что-то чувствуют, а нащупать не могут!»
Новые идолы. Сезанн, Ван Гог, Матисс…