Мастера и шедевры. Том 2
Шрифт:
Общение с передовыми людьми своего времени помогло Александру Иванову создать произведение, которое самим своим художественным качеством, глубочайшей духовностью призывает людей понять необходимость свободы, раскованности, чистоты и доброты.
Ныне евангельский сюжет картины бесконечно далек и даже, может быть, непонятен многим. Впрочем, Александр Иванов никак не живописец-иллюстратор религиозных тем.
Прочтите, как понимал картину «Явление Христа народу» Репин:
«По своей идее близка она сердцу каждого русского. Тут изображен угнетенный
Кстати, к концу жизни, уже окончив «Явление», Александр Иванов жаловался, «что потерял веру»…
К этому выводу его привели не одни тяготы и испытания, но и глубокое понимание истории человечества, нерешенных проблем современности.
Чего стоят эти строки:
«В настоящую минуту я беднее нищего, потому что нищий имеет право просить милостыню у всякого. Но просить милостыню Иванову… странно и думать».
Голова фарисея в чалме.
Трудно поверить, но эти слова начертаны рукою мастера, способного, будь на то желание, обрести огромные капиталы.
Но Иванов терпел.
И писал, писал, писал свою большую картину.
Иордан сообщал мастеру из Петербурга:
«На вас кричат не в пару, а в четверку: зачем не оканчиваете картину!» и строго назидал: «Имейте бодрость сказать: кончена».
Даже добрейший друг художника Василий Андреевич Жуковский как-то в сердцах обронил такую фразу:
«Куда же он пишет такую большую картину?»
Санкт-Петербург. Июнь 1858 года. Белая ночь.
Сырой морской ветер гонит лиловые обрывки туч по мерцающему пепельно-розовому небу.
Свинцовые волны Невы теребит зыбь.
Моросит. На блестящих каменных спинах сфинксов, сторожащих вход в Академию художеств, — мокрые блики зари.
Чуть золотится тяжелый купол Исаакия.
У парапета — мужчина в длинном сюртуке со старомодной окладистой бородой. Ветер срывает шляпу, гонит в лицо холодные брызги дождя…
Александр Андреевич Иванов только сегодня приехал на родину и, сбежав от друзей, поспешил поглядеть на Академию, Неву, любимый город.
Два могучих атланта поднатужась подпирали вход в святилище искусства.
На фасаде Академии читалось: «Свободным художествам».
Художник глядел на бегущие воды реки и вдруг подумал, как быстро пролетело время. Двадцать восемь лет в Италии.
Сколько невзгод, радостей, обид, тягот перенес он.
Александр Андреевич вспомнил надпись в альбоме, которую сделал еще молодым: «Предприимчивый человек должен прежде всего осудить себя на страданье, а потом уже вкусить успех..
Иванов усмехнулся, перед его глазами предстала приписка, которую он сделал позже:
«Не должно, однако ж,
Явление Христа народу. Фрагмент.
С утра началась столичная суета.
Привыкший к уединению, живописец был смятен блеском сановных мундиров, в его глазах сверкали роскошные паркеты приемных. Его хотели видеть все.
Престарелые фрейлины и светлейшие князья.
Гофмаршалы и высокие титулованные особы.
Он терялся от пестроты и пошлости беспрестанных встреч.
Бывали, конечно, и радости. Званые обеды с коллегами.
Звонкие тосты, горячие поцелуи.
Но и это оставляло осадок усталости и горечи.
Дело с приобретением картины «Явление…» не двигалось.
Иванов превратился в ходатая, чуть ли не в комиссионера, что бесконечно унижало нежную и ранимую душу великого художника. Этого ли он ждал?
Его окружала пестрая публика, разглядывавшая столь нештучное, нелюдимое существо. Министр двора граф Гурьев был поражен, что Иванов русский.
Так он был несовременен со своей крестьянской бородой на фоне лощеных военных, сановных вельмож, действительных статских и тайных советников и той светской черни, которая всегда гнездится рядом с власть имущими.
Александра Иванова милостиво принял император. Александр II пожал руку художнику и даже соизволил расспросить его о картине.
Но Иванов был наблюдателен.
Придворные, окружавшие их, не стесняясь присутствием монарха и его гостя, перемигивались, пересмеивались и переговаривались шепотом между собою.
Художник немедля понял, что он составляет на этой ярмарке тщеславия всего лишь занятную игрушку на миг, не более…
Мастер был смертельно обижен.
Его картину после этого приема могли ругать досужие газетчики, чинить ему препятствия очередные столоначальники.
Он действовал уже чисто механически.
Здоровье его было расшатано.
Он чувствовал себя с каждым днем все хуже и хуже…
Одна лишь встреча как-то выпадала из страшного калейдоскопа этого скорбного месяца. Александр Иванов встретился с Николаем Чернышевским.
Явление Христа народу. Фрагмент.
Состоялся доверительный разговор, после которого скупой на похвалы Чернышевский отозвался об Иванове как о человеке необыкновенном, человеке будущего.
Художник сумел рассказать Николаю Гавриловичу о своих новых взглядах на роль живописи и потряс его глубиной прозрений.
Мысли, которые так поразили Чернышевского, изложены кратко Александром Ивановым в письме к брату, датированном 1855 годом: