Мастера и шедевры. Том 3
Шрифт:
Но ты веришь. Это будет!
Вспомним размышление Юона, написанное им в ноябре 1942 года, о капле и океане, о прошлом и будущем.
Грохотала война. Шли кровавые бои. Решались судьбы мира. А художник Юон мыслит категориями планетарными. Работает, работает во имя Победы. Ведь «Парад на Красной площади» написан в том же 1942 году. Так философия и живопись смыкаются в его шедевре.
Юон очень любил молодежь. Не раз я наблюдал, как, окруженный студентами, он в Третьяковке задерживался у холстов своих друзей и соратников — Аполлинария
На всю жизнь запали в душу его слова: «Запомните, друзья мои, афоризм великого Энгра: «Рисунок составляет три четверти живописи»».
И это произнес великолепный колорист, который, по нынешним понятиям, мог бы порою пренебрегать рисунком.
Но он не делал этого. Он был Мастер. Однако жизнь Юона оказалась небезоблачной. Как же так? И корифей, и талант? Дело в том, когда в буревые двадцатые годы иные «леваки» крушили традиции классики, поносили Рафаэля, что был им Юон? «Дремучий консерватор», «певец старой Руси», в лучшем случае «попутчик». Стараниями модернистов слова талант и художественность были девальвированы. В искусство той поры хлынул поток дилетантов, или просто дельцов. А как известно, эта публика всегда наиболее активна и горласта. Шума было много, а картин делалось маловато. Эта болезнь ныне еще не изжита.
Лето. Яркое солнце… Гарь. Свинцовая мгла затянула дали. Черный чад влачится к небу. Гудит багровое пламя пожарища. Догорают остатки дома. Деревня сожжена дотла. Перед нами — двое.
Плотный краснолицый офицер с бычьей шеей. В зеленомышиной пыльной форме. На груди мерцает железный крест. Только что просвистел в воздухе стек. Только что фашист проорал:
— Твой сын? Признавайся!
Гордо, гневно смотрит в лицо смерти пожилая женщина. Крепко стоит она на своей земле. И не страшен матери неистовый враг. Она молчит. Ее сомкнутые уста не произнесут ни слова. И это молчание смертельнее пули.
С. Герасимов. Мать партизана.
Застыл в ярости каратель. Замер юноша, схваченный гитлеровцами. Притихли односельчане под дулами вражеских автоматов. Минутное затишье. Но в воздухе будто звучит немое: «Будьте вы прокляты!»
«Мать партизана» Сергея Васильевича Герасимова.
Огромную духовную силу излучает холст. Художник вложил в картину всю свою любовь и ненависть. И полотно говорит.
Ослепляюгци лучи июльского солнца. Фиолетовые тени прорезали пыльную землю. Еще секунда, и может прозвучать роковой выстрел…
Но не понять матерой белокурой бестии «русской загадки». Он, может, еще не один день будет шагать по трупам мирных, ни в чем не повинных людей. Может, через мгновение будут повержены мать и сын… Но это не станет победой. Случится лишь очередное убийство. Варварство. Вандализм. И никакие чудовищные рассуждения о, жизненном пространстве», о, Аверх-человеках», и «примате арийцев» не скроют жуткой истины — убийцы.
«Фашист пролетел» и «Мать партизана» находятся в одном зале. Друг против друга. Рядом. Это художественная публицистика величайшей обличающей силы. Шедевры искусства, которые будут рассказывать далеким потомкам правду нашей эпохи.
Гудит, гудит пламя пожарища. Зловеще рдяные сполохи предвещают грядущую драму. Черная тень фашистов легла на нашу землю. Но не суждено им было покорить, сломить свободолюбивый народ. Фашисты посеяли ветер, а пожали бурю. Они думали подавить дух, честь, совесть Человека. Не вышло.
Сергей Васильевич Герасимов создал полотно эпическое, былинное. Хотя в его основе современность. Эта картина — веха. Ее нельзя забыть. «Мать партизана» — символ. В нем звучит само время. Его героика и быль.
Автор «Матери партизана» пришел к 1917 году, как и Юон, зрелым мастером. Его учителя — Валентин Серов, Константин Коровин.
Герасимова всегда отличало особое качество живописца-поэта, чьи пейзажи по-есенински душевны, прозрачны, распевны. Это естественно.
< image l:href="#" />Б. Угаров. Возвращение.
Сергей Васильевич был художником большой культуры. Он отлично знал искусство классиков, любил античность… Вот эпизод, который говорит о многом. С.В.Герасимов, будучи в Греции и как бы прощаясь с Афинским акрополем, потихоньку от окружающих поцеловал колонну Парфенона. Таков был этот сын можайской земли.
Духовность большого искусства. Вот почему с каждым годом интерес к классике, к музеям, галереям, архитектурным ансамблям прошлого все возрастает. Это означает, что наш современник хочет познать ближе творения высокой пластики. Он ищет в созданиях мастеров античности, Ренессанса, хуцожников-реалистов пишу для размышления. И его не устраивают поверхностные, наспех сделанные картины или скульптуры.
Отгремели бои. Война ушла на запад. В руинах сожженная, словно неживая земля. Такого не знала история. Несчетные тысячи сел и городов были уничтожены новыми гуннами.
Тишина нависла над снегами. Словно жуткие призраки, тянутся к зимнему небу обожженные смоляные колонны печных труб. Руины крестьянского дома. Пустынно… Мягкий, влажный снег затянул истерзанную землю. Пронзительно кричит воронье. Далеко, далеко на сотни, тысячи верст тянутся эти пепелища — тяжкие следы нашествия.
Крепко прижалась к груди солдата русоголовая девушка с длинными косами. Увидела. Прибежала. Лежит на потертом, старом ватнике белая, худенькая, нежная рука. Трепетная, юная.
Боец, будто обугленный, огрубевший в огне сражений, обнял любимую, долгожданную. Как долго он мечтал об этой встрече! И вот наконец время пришло. Безмолвны снежные дали… Надо начинать новую жизнь.
«Возвращение»… Скупо, сдержанно рассказывает живописец об одной из миллионов встреч. «Хотят ли русские войны…» Невольно приходят на память слова поэта, когда глядишь на этот строгий холст.