Мастерская дома напротив
Шрифт:
Выдох срывается с их губ практически одновременно. Первое движение внутри неё обдаёт его жаром, растекающимся по телу, и он выходит почти полностью, чтобы перевести дыхание. В нём пульсирует нахлынувшее невообразимое возбуждение, что, кажется, двинься он в ней ещё несколько раз, и он взорвётся внутри неё тысячей искр.
Он видит как она мечется под ним, прося о продолжении, гладит руками его лицо, ищет его взгляд, и он соединяется с ней вновь, погружаясь на всю длину и смотрит на неё, забывая о месте и времени, обо всём вокруг. Оно эфемерно
За стеной собственных стонов они не замечают как падает тарелка с бутафорией и разбивается ваза где-то позади за драпировками. Его бедра всё более ужесточённо врезаются в её, звонкие удары влажной кожи отскакивают от стен, вырываясь наружу сквозь створки мастерской. И не важно слышат ли их этажом ниже или с улицы, Драко важно лишь их существование прямо здесь и сейчас.
Он наблюдает за изменениями эмоций на её лице, за пышными волосами, которые налипли на щёки и лоб, как время от времени кончиком языка она облизывает губы и хмурит лоб, когда он проникает в неё глубже.
Его темп сбивается и становится хаотичным, когда Гермиона почти скулит и умоляет ускориться, и он впивается губами в её сосок, оттягивает его, всасывает и обводит круговыми движениями напряжённый ареол.
Всё сливается в одно, когда он чувствует тугое кольцо её стенок вокруг члена, и ему хватает нескольких поступательных движений, чтобы поймать оргазм вместе с ней в её ритмичных импульсах, которые он ощущает всем нутром.
— Господи боже, Драко! — она кричит, извивается второй раз за вечер, и он с упоением рассматривает её метания под ним как награду всевышнего.
— Да, Гермиона, не сдерживай себя, — он приглаживает непослушные кудряшки и покрывает её лицо поцелуями. Лёгкими, воздушными, как и сама она.
Он видит как она приоткрывает веки, глядя на него влюблённым взглядом. Вся сияет от такого необходимого оживления и гармонии. Поселяет в нём ощущение правильности и знания об искусстве любви.
Гермиона тянет Драко на себя, и он валится рядом с ней, с застелёнными негой от разрядки глазами. Он запутывается пальцами одной руки в её локонах, и она хихикает ему прямо на ухо как школьница, сбежавшая с занятий, в надежде что никто не узнает.
Второй рукой он продолжает скользить по её телу, немного влажному и разгоряченному от их соития, и наслаждается шёлковой кожей под пальцами.
Целует в висок и кладет её голову себе на грудь. Их дыхание выравнивается, и Гермиона водит ладонью по его груди, задевает слегка выпуклые соски и видит его ухмылку.
Солнце давно скрылось за тучами, но на их мансардном этаже, в комнате, где он живет, творит и ждал Гермиону, кажется, всю свою сознательную жизнь, это тепло не покидает их, разливаясь лавой по телу.
— Теперь тебе легче будет изобразить меня? — Её вкрадчивый игривый шёпот, заставляет его приоткрыть один глаз и фыркнуть.
— Думаю, я изучил ещё не всё, — Драко поворачивается к ней и смотрит внимательно,
— Так давай начнём прямо сейчас, зачем ждать?
Гермиона приподнимается на локтях, забирается на него сверху и, согнув ноги в коленях, болтает ступнями в воздухе.
И Драко не собирается спорить, потому что она — единственное, что он готов изучать бесконечно.
========== Эпилог ==========
— Драко, — Гермиона влетает в мастерскую и останавливается в проёме, смущенно прикусывая пухлую нижнюю губу.
В классе Драко несколько человек пишут с натуры, и она, почти на цыпочках подходит к нему прежде, чем он увлекает её в закутывающие тёплые объятия за ширмой.
— Гермиона, — выдыхает он возле уха и ненасытным поцелуем пытается собрать весь вкус её губ, украсть и спрятать в себе. Они как лепестки розы, и он подхватывает каждую попеременно, смакуя их.
Осенняя пора прекрасна, когда ты согрет. Она может продолжаться бесконечно, потому что рядом есть тот, кто тебе не безразличен. Когда от одного имени ровным строём ползут мурашки вдоль позвоночника, когда от одного едва уловимого шлейфа парфюма ты сходишь с ума, забывая обо всём на свете. Когда рядом с ним Гермиона, он оказывается в другой Вселенной. В той, где им не нужны лишние слова, им хватает прикосновений.
— Как первая неделя занятий? — спрашивает он, не отрываясь от ее губ. — Я так соскучился.
— День прошёл отлично, Драко, — выдыхает Гермиона и встаёт на цыпочки, чтобы крепче обвить его руками за шею.
— Я чертовски эгоистичен, не могу без тебя дышать, — он улыбается сквозь требовательные поцелуи, и Гермиона сдерживает стон, когда он прохладными руками пробирается под свитер, поднимаясь к её груди.
Это похоже на вихрь листьев по осени, что сейчас прокралась в город красно-оранжевыми брызгами деревьев по улочкам, и ассоциировалась у Гермионы именно с их такой яркой и всепоглощающей любовью.
Драко ни на минуту не желал выпускать её из объятий на протяжении всего месяца. С неземной улыбкой встречал на занятиях два раза в неделю, а по вечерам гулял с ней по узким проулкам и набережной.
Он бесконечно целовал её, носил на руках и боготворил. Когда на улице их заставал дождь, это их не страшило. Они продолжали гулять под зонтом, промокая до нитки, а потом согреваясь в мастерской в горячих объятиях друг друга.
После успешного поступления Гермионы в Академию, Драко одарил её букетом белоснежных, ещё совсем девственных полураскрывшихся роз. Они устроили свой камерный ужин перед большим окном на мансарде, с вином, сыром, виноградом и брускеттами.