Мастерская пряток
Шрифт:
И опять в доме обыск. И полицейские крючьями половицы подняли, и золу из печки выгребли, и икону в красном углу сорвали, стекло, которое защищало святой лик, разбили. Хозяйка в слезах от богохульства — только запретного в доме нет. Но полиция точно знает, что запрещенное должно быть. Усатый пристав кричит да зверем поглядывает на хозяина, а сделать ничего не может. Хозяина арестовать следовало по результатам обыска: найдут запрещенное — арестуют, а не найдут — уйдут. Конечно, извинения за безобразия приносить не будут, но хозяина придется дома оставить. Хозяин сидит себе за столом и молчит. Спросят — от всего открещивается. Что же касается
И пристав приказывает прекратить обыск — ничего предосудительного не найдено. Долго грозит пальцем, а то и кулаком хозяину. Тот недоуменно в который раз пожимает плечами. На прощание пристав кричит, что при случае обязательно все разыщет, а его, крамольника, упечет в кутузку. На лице хозяина испуг, только в душе посмеивается. Не так-то это просто! И в подполье люди с головой работают, и конспирацию изучают. И сколько раз он говорит спасибо тем, кто придумал такую простую и в то же время необходимую штуку, как полено или бочку с секретами.
И придумала «мастерскую пряток», о которой даже жандармское дело есть, Мария Петровна Голубева.
ПАРОЛЬ «ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ ДОВЕРИЯ»
Настроение у Лели было отвратное.
За окном стучал дождь, крупные капли били по железному карнизу, словно птицы стучали и просили укрыться от непогоды.
Марфуша гулять из-за дождя не разрешила. Правда, мама утверждала, что англичане гуляют при любой погоде. И даже приводила поговорку: «Нет плохой погоды, есть плохая одежда». Эти слова любил папа, который очень часто болел и следил, чтобы дети много гуляли.
Только Марфуша имела свои представления об англичанах и твердила, что им на острове ничего другого и говорить не приходится, а в России-матушке свои порядки. Отстучит дождичек, проглянет солнышко — вот и гуляйте на здоровьице. Спорить с Марфушей было бесполезно. Даже папа не спорил, а лишь отвечал: «Ну, знаете… Я должен сказать…» И закрывал за собой дверь. Что он должен был сказать, Леле ни разу не удалось узнать.
Мама сумела бы убедить Марфушу. Только мамы, по обыкновению, дома не оказалось, и Леля уныло бродила по квартире, поджидая Катю.
Катю увели в гости в соседний дом. Там жила совершенно маленькая девочка, с которой Леля играть считала зазорным. Пискля… А Катя играла с ней в дочки-матери и подражала маме. Вот и сегодня ушла, а Леля осталась дома. Леля бродила по комнатам как тень, по словам Марфуши, и себе покоя не давала, и людям глаза маячила.
Леля прижалась лбом к стеклу и уныло смотрела на дворик, куда выходили окна кухни. Марфуша гремела чугунами,
По лужам прыгали капли дождя и морщили поверхность. Из конуры выглядывал Джек, положив на лапы мохнатую голову. И тоже ждал, когда кончится дождь. Важно разгуливал кот, высоко подняв хвост со слипшимися шерстинками. Кот дразнил Джека. Знал, что Джек не захочет выпрыгивать из конуры на дождь, и чувствовал свою безнаказанность. Джек косил красным глазом и сладко потягивался, хотя кот и возмущал своим нахальством. Временами он тяжело вздыхал, хотел броситься на кота… Только дождь… Вот и вышагивал кот по двору. И спину выгибал, и усы топорщил, посрамляя пса.
И еще не пряталась от дождя ворона. Серая, с черными крыльями. Ворона жила во дворе с самого рождения Лели, как утверждала Марфуша. Она знала время обеда, когда Марфуша вытаскивала помойное ведро, и садилась напротив кухонной двери. Если Марфуша запаздывала, ворона громко и противно кричала. Ворона никого не боялась. Гоняла с криком кота, отнимала у него еду. Даже Джек и тот делал вид, что не видит нахалку. Ворона гоняла и сорок, и по двору летели перья, когда те появлялись по глупости. Ворона интересно прыгала, опираясь на обе ноги. Подруг ворона не имела, целыми днями сидела на засохшем кусте и караулила Марфушу.
Ворона испугала кота, что-то обидное прокричала Джеку, и тот скрылся в конуре. Потом подошла к луже и начала пить воду, не обращая внимания на непогоду. По черным крыльям стекали капли дождя, словно по стеклу.
Дождь бил все сильнее, и поток воды устремлялся вниз к воротам. Поток перепрыгивал через кирпич, разбросанный на дворе, увлекал листья, сорванные непогодой. Листья, прихваченные первыми ночными заморозками, казались красными и то поднимались, то опускались на крошечных волнах. И снова ветер срывал листья, и снова гнал их вниз к канаве, которая устремлялась в Волгу.
Марфуша обрадовалась приходу Лели на кухню и заставила выпить стакан горячего молока. А потом впихнула в нее и плюшку, лежавшую на противне.
Леля сидела на высокой табуретке, которую недавно купила Марфуша, и, совсем как Катя, болтала ногами. Ела плюшку и слушала Марфушу.
Марфуша, крупная, с румяными щеками, с редкими бусинками пота на полном лице, ловко сбрасывала с горячего противня плюшки. Плюшки пахли ванилином, и Марфуша смазывала их гусиным пером, обмакивая в кружку с маслом. Перья букетом торчали в медной ступке. Потом брала сахар и быстрым движением посыпала плюшки. Сахар застывал в масле, и получалась сладкая корочка, которую так любила Леля.
Больше всего Лелю удивляли руки Марфуши. На кухне Марфуша засучивала рукава, и были видны ямочки у локтя. Руки белые-белые, словно вываляны в муке, и никакая грязь к ним не приставала. Руки ее всегда двигались. То пироги готовили, то чулки вязали из овечьей шерсти, то Джека кормили, то Катю отпаивали ромашкой от простуды.
Марфуша успевала все — и пироги засунуть в печь, светившуюся голубым огоньком, и кошку с белыми боками отогнать, и котятам в корзине накрошить мясца, и Леле рассказать страшную историю о Бове-королевиче и его распрекрасной невесте. Злой волшебник заколдовал принцессу, а храбрый Бова-королевич спас ее от беды. Марфуша всплакнула, когда рассказывала о несчастьях, которые выпали на долю принцессы.