Мать и дочь: синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов
Шрифт:
– Обязательно.
– Я тебе звякну после Лувра.
– Можешь беспокоить меня в любое время. У меня сегодня запланирован выезд в Парк роз.
– Передавай привет подруге.
– С удовольствием.
– Она по-прежнему болтает без умолку?
– И поглощает сэндвичи без счета.
– И пытается выскочить замуж?
– Вот именно – пытается.
– Целую.
– Взаимно.
Дочь, обменявшись с матерью планами на ближайшее будущее, отправилась в аспирантский гараж, чтобы успеть вовремя выехать в Парк роз.
6. Мелкие
О том, что Глория Дюбуа влюбилась, наконец-то влюбилась, узнал даже полисмен, оштрафовавший голубоглазую нарушительницу за превышение скорости.
– Мисс, куда это вы так спешите?
– Сэр, извините, но я влюбилась.
Полисмен, хранивший в кармане у сердца фото обожаемой супруги с близняшками, улыбнулся, наверняка вспомнив свой амурный дебют.
– Мисс, за это пока не штрафуют.
Полисмен лихо козырнул.
– И думайте за рулем о правилах дорожного движения, а не о грядущем счастье.
– Постараюсь, сэр.
Но, скрывшись за поворотом, автомобиль, начиненный страстью, вновь газанул, как на старте решающей гонки сезона.
Так же узнал о серьезной и настоящей влюбленности Глории Дюбуа охранник у турникета перед входом в Национальный парк роз.
Аспирантка Луизианского университета, расположенного в столице штата Батон-Руже, раз в неделю обязательно приезжала в окрестности Шривпорта, до которого был всего час хорошей езды.
В самом знаменитом американском саду, где на двадцати акрах были собраны тысячи и тысячи сортов – от суровой Аляски до знойного Техаса, – старшим ландшафтоведом исправно служила не кто иная, как лучшая подруга Тина Маквелл. Уникальный цветущий и благоухающий океан разнокалиберных кустарников и цветков манил туристов со всего света. И там действительно было на что посмотреть…
Глория Дюбуа обогнала школьный автобус, везущий детишек на цветочную экскурсию.
А тем не менее Тина Маквелл считала себя лучшей из роз Национального парка. Впрочем, пухленькая и веснушчатая непоседа всегда любила солировать. Беспечные и веселые приятельские отношения рыжей болтушки-хохотушки Ти с черноволосой тихоней Гло начались еще с колледжа.
Девчонки познакомились на хоровой спевке.
Глория Дюбуа обогнала сияющий никелированным тюнингом внедорожник.
Как давно это было… Исполнение на два голоса… Аплодисменты переполненного зала… На три голоса – безудержная овация…
Аспирантка, приобретшая за двадцать пять лет жизни лишь одну-единственную подругу, впрочем, как будто созданную для облегчения души, пустячных разговорчиков и прочих не относящихся к науке дел, повернула налево, как того требовал гигантский плакат, на котором была начертана схема Национального парка роз.
Тина Маквелл обожала чирикать о чем угодно: рецептах яблочного пирога, голливудских звездах, сезонных распродажах, чиклитах, тенденциях в моде, противозачаточных средствах, ну, и конечно же о многочисленных знакомых, которых имела целую уйму, так как была по натуре экстравертом. О недавних похоронах, состоявшихся помолвках, несостоявшихся свадьбах, прошедших крещениях, минувших юбилеях. Вербальный цунами, насыщенный сплетнями, догадками, слухами, а также информацией из глянцевых журналов, местных таблоидов и, разумеется, Интернета, по традиции, заканчивался вместе с мороженым, шоколадом и соками. Впрочем, изредка подруги, вполне достойные счастья и благополучия, делились подробностями о неудачах на личном фронте.
Нет, явно у подавляющего большинства мужчин аллергия на девушек из научных кругов.
Но и ландшафтовед с двумя дипломами, и аспирантка, отмеченная грантом, все же надеялись, что в каждом правиле имеется исключение.
Глория едва не смяла передним бампером столб, увенчанный рекламой мыла, сдобренного розовой эссенцией.
– Надеялись – и не зря!
Влюбившейся аспирантке казалось, что теперь-то наверняка ее сильное, почти на грани разумного, едва контролируемое чувство не должно остаться безответным.
Надо только дотерпеть до завтрашнего утра, до как бы случайного свидания, о котором никто еще не знает.
Подрулив к стоянке автомобилей, почти не заполненной в этот будний день, Глория на миг поймала отражение в зеркальце, приклеенном на панели между спидометром и тахометром, и, улыбнувшись сама себе, выдала очередную знаменательную фразу:
– Вау! Для всей Америки – обычный трудовой день, но только не для меня.
Аспирантка, явно вступающая в новую, еще не изведанную полосу жизни, нашарила на заднем сиденье косметичку.
– Да здравствует понедельник!
Глория еще разок перемигнулась с зеркальцем, которое лучилось то ли от благостного сентябрьского важного солнца, то ли от радости за голубоглазое отражение.
Конечно, подружка Ти разнесет по всей округе и дальше весть о первой настоящей любви аспирантки, поглощенной до этого исключительно научными изысканиями, – но зачем скрывать этот неопровержимый факт? Что случилось, то случилось.
Как обычно, Глория Дюбуа, миновав общий турникет, прямиком направилась к служебному входу.
И как всегда, давний знакомый, толстый сорокалетний Браун, скучавший в сдвинутой на лысину фуражке с эмблемой в виде серебряной розы, дружески окликнул привлекательную особу:
– Все хорошеешь, Гло!
Браун приласкал огромной ладонью кобуру, шутливо добавил:
– Не хуже наших роз!
– Куда мне до них!
– Только не надо скромничать.
Аспирантка уделила мгновение скучающему привратнику.
– Сэр, кажется, ваша милая племянница поступила в наш университет?
– О да, мисс.
– И как она, уже адаптировалась в студенческой среде?
– Трудно сказать.
Браун снова приласкал кобуру.
– По-моему, там какие-то трения с однокурсницами.
– Это понятно: вначале каждый норовит показать характер.
– Боюсь, как бы не бросила учебу.
– Привыкнет.
– Будем надеяться.
Разговор явно затягивался, и Глория непринужденно прервала диалог вопросом, который явно намекал на то, что вечно занятой аспирантке надо спешить.