Мать-одиночка
Шрифт:
— Это робот, — сказал Ваня. — Запись, в смысле. Не человек.
— Да какая разница, запись или не запись! — замахал Санька руками. — Дело не в этом, а в том, что именно там говорят!
— Там говорят, что телефон выключен, или…
— Не «или»! Он выключен! Он просто выключен! Понимаете?
— Ты хочешь сказать, — нахмурилась Лиля, — что мама его специально выключила? Но зачем?
— Чтобы нас по-настоящему напугать, — торжественно объявил Саня.
— Ага, — догнал мысль брата Иван. — Если бы с ней на самом деле что-то случилось…
— Не надо! — закрыла девочка лицо руками. — Не продолжай! Я поняла!.. — Немного помолчав, но так и не убрав с глаз ладони, она тихо сказала: — Тогда были бы просто гудки. — Наконец Лиля открыла лицо и посмотрела на братьев: — Мама заряжала утром телефон, я видела. Он не мог разрядиться. Значит, она его и правда специально выключила. А это значит…
— Это значит: все в порядке! — возликовал Санька.
— И мы можем с чистой совестью набивать свои пуза! — похлопал по животу Ванька.
— А вот и не в порядке! — притопнула сестренка. — А вот и не с чистой!
— Почему-уу?! — в унисон пропели братья.
— Потому что это мы ее довели до такого. Какая же у нас после этого может быть чистая совесть?
Ели молча. От поднявшегося было настроения не осталось и следа. После того как попили чай, Лиля прогнала братьев из кухни и стала мыть посуду. Могла бы, конечно, и не прогонять, но ей вдруг очень, просто невтерпеж, захотелось поплакать. Вот она мыла посуду и плакала, плакала и мыла. Очень удобно — из-за шума воды ее всхлипываний не слышно, не хотелось ей расклеиваться перед Санькой и Ванькой. А так и мокрые щеки объяснить будет можно — вода попала.
Поплакала — и стало легче. Во-первых, Лиля была убеждена, что с мамой ничего страшного не случилось, а это было главным. Но почему-то исчезла уверенность, что она вернется скоро. Это было хуже, это было странно, и насчет этого Лиля решила подумать позже, может быть, даже вместе с братьями. Но это несло за собой сразу и, во-вторых, и, в-третьих, и, наверное, в-четвертых и в-пятых, а там, кто его знает, в-скольких еще. Однако все это — тоже потом и потом. Дойдет и до этого, пусть. Сейчас было важным именно «во-вторых» и «в-третьих». Во-вторых, это то, что им с Ванькой и Санькой нужно было вести себя так, чтобы всякие там бабы Томы не поняли, что мамы нет. Лиля не могла бы это подробно объяснить, но вот она знала точно, что это будет правильным — и все тут! И братьям нужно было об этом обязательно сообщить. Потому что вообще-то, в-третьих, Лиля считала, что вся ответственность за семью ложится сейчас на нее. А куда деваться? Она теперь единственная женщина в доме, знаете ли.
Девочка поставила в сушилку последнюю чашку, закрыла воду и вздохнула. Нужно было посмотреть, много ли у них продуктов. Потому что от этого сейчас зависело все. Денег у них с братьями на троих едва ли и сто рублей мелочью наберется, а куда с этими ста рублями? Только людей смешить. Лиля снова вздохнула и открыла холодильник. Так… Немного сыра, шесть яиц, масло, кетчуп, майонез, три банки рыбных консервов, сосиски… Сосисок много, раза на три точно должно хватить, если варить на каждого по две штуки, а если себе брать только одну, то можно растянуть и на четыре. Морозильная камера порадовала куском мяса и двумя пакетами пельменей. В отделении для овощей лежало полкочана капусты, две луковицы, пять огурцов, четыре помидорины. Лиля проинспектировала также ящики кухонного стола и настенный шкафчик. Проведенный осмотр ее порадовал: в наличие имелись макароны, крупа трех видов, мука, соль, сахар, полбанки растворимого кофе, чай вообще нескольких сортов — почаевничать они все любили, и вовсе не заваркой из туалетного бачка. Да! Еще был слегка объеденный Ванькой торт. Девочка почувствовала себя более уверенно. Продукты у них худо-бедно имелись. Даже только на этом можно было прожить недели две точно. А что в «картошечном» ящике? Ого! Больше половины. Вообще отлично! Так можно и все три протянуть. Хотя настоящая хозяйка, конечно же, вернется куда раньше.
Тут Лиля вспомнила, что мама пришла домой с большим пакетом. Ну да! Она ведь сегодня отработала последний день перед отпуском, должна была получить отпускные и заехать в магазин. Девочка осмотрелась. На кухне пакета не было. Правильно! Она ведь и не успела зайти на кухню…
Лиля в очередной раз вздохнула и рассердилась на себя за это. Пока не вернулась мама, она в доме хозяйка, и про всякие охи-вздохи нужно срочно забыть! Да, ей всего десять лет. Но если она станет постоянно вздыхать, тринадцать ей в один миг не исполнится. Хотя зачем ей тринадцать? Вон, этим рыжим оболтусам по тринадцать обоим — и что? Ужин приготовили? Посуду помыли? Дождешься от них, как же.
Пакет она нашла в прихожей. К сожалению, полезного в нем оказалось не так уж и много. Ну, яблоки — это еще куда ни шло… Банка маринованных огурчиков?.. Ну, допустим. А вот это зачем? Конфеты! Килограмм, не меньше. Дорогущие, небось. И что, конфетами этих двух сорванцов кормить прикажете? Баловство одно. Лучше бы колбасы купила. Ага, есть и колбаса, возьмем свои слова обратно. А это еще что? Шампанское?! Ну, знаете ли!.. Ах, да, мама же знала, что Игорь Сергеевич должен прийти… Лиля не удержалась и все-таки еще раз вздохнула. Потом перенесла содержимое пакета на кухню и отправилась к братьям. Докладывать, что голодная смерть им в ближайшие дни не грозит.
Следующие три дня прошли в сплошном ожидании. Едва заслышав шум лифта, дети тут же мчались в прихожую. Но мама все не возвращалась. В который уж раз они принимались перебирать варианты, которых, по сути, было не так уж много. Первым делом подумали, конечно, о Сдобневе.
Что, если мама его тогда все же догнала, да так к нему и отправилась жить? Но нет, в это не верилось сразу по нескольким причинам. Первая — Игорь Сергеевич был некрасивым, почти лысым и старым. Правда, мама ведь его видела перед тем как пригласить? Ну и что. Красивей и моложе он от этого все равно не становился. Вторая — он сбежал, струсил! Зачем маме трус? Ни за что она бы не стала жить с трусом. И наконец, самое главное: она бы ни за что на свете не променяла на него их! Даже если бы он был супер-красавцем. Даже если бы она сильно-сильно на них разозлилась.
— Может, она у какой-то подруги? — в который уж раз сказал Ваня.
— У како-ой? — печально и тоже далеко не впервые протянула Лиля.
— У любо-ой, — передразнил ее Саня.
— Нет у мамы здесь никаких подруг, — сердито мотнула головой сестренкой. — И знаете, почему?
— Знаем, — понурились братья. И кто-то из них пробурчал: — Потому что все свое время она тратит на работу и на нас, оболтусов. Ты уже сто раз это говорила! Можно подумать, на тебя она вообще внимания не обращает.
— На меня тоже тратит, — засопела Лиля. — Она вообще живет только ради нас! Мы как сюда переехали с севера, она даже ни разу в театр не сходила. С работы домой, из дома на работу. Откуда у нее подруги возьмутся?
— У мамы и в гарнизоне было не сильно много подруг, — тихо сказал Иван. — Особенно после того как…
— Не надо! — остановил его Саша. — Пожалуйста.
Лиле стало совсем тоскливо. Не хватало сейчас еще и о папе поплакать…
Эх, были бы у них дедушки-бабушки, вот бы все сейчас и решилось. Позвонили бы им, они бы приехали — и маму бы нашли, и с ними бы сейчас вместе были. Кстати, и мама могла бы теперь оказаться как раз у своих папы с мамой. Вот только не было у Лили с братьями дедушек и бабушек. Вернее, один дедушка и одна бабушка — папины родители — где-то, может, и были, но мама ничего о них не рассказывала, и на вопросы по этой теме не отвечала, только расстраивалась. А вот у нее самой родителей точно не было — мама, когда была маленькой, жила в детдоме. Но уж в детдом она точно сейчас уйти не могла. Хотя бы потому, что находился он где-то совсем-совсем далеко. Дальше, чем их северный гарнизон. Да и что ей там делать?