Мать
Шрифт:
Бабушка только вздохнула. Настаивать не стала.
Первый раз принесли его кормить вечером. Ниночка прежде, чем положить на постель, внимательно на него посмотрела…
…Ну, конечно, показалось!.. Рот, правда, большой, но губы тоненькие и розовые, как у всех детей… Нос широкий и ноздри какие-то странные… но у детей всегда носы бывают некрасивые…
Бабушка положила его около груди. Когда он зацарапал ручками и прикоснулся к её телу тёплым ртом, она сжалась вся и невольно подалась назад, точно холодная волна прошла
Ниночка лежала так близко, что чувствовала всё его маленькое тельце. Одной рукой он упирался ей в грудь и глотал жадно, нетерпеливо задыхаясь.
Закрыла глаза, чтобы ничего перед собой не видеть, ни о чём не думать.
Грудь согрелась. Теплота медленно разливалась по всему телу. Как будто бы тело оттаивало.
Голова кружилась и хотелось тихонько заплакать…
…Губы у него совсем тоненькие и розовые… Ручки худенькие… А на пальчиках уже ногти есть… Такой тёпленький, такой маленький, беспомощный…
Он лежит так близко, что слышно, как сердце у него бьётся. Иногда даже кажется, что в груди у неё два сердца. Теперь и не узнаешь, где он. Точно прирос к ней. Он ли такой горячий, или грудь её стала такой горячей?.. Ну и хорошо. Пусть так и будет: и он, и она совсем вместе.
Ей захотелось взглянуть на него. Но боялась пошевелиться и потревожить. Полуоткрыла глаза и посмотрела вниз, не наклоняя головы.
Виден был кругленький затылок, сморщенный лоб и краешек пухленькой щеки.
…Какой же он маленький… Какой маленький!.. И какой смешной…
– Бабушка, бабушка!.. посмотри, какой он смешной…
Анна Григорьевна не знала, что сказать.
– Чем смешной?
– Разве не видишь?.. Такой маленький и такой смешной… Затылок кругленький и ручки какие!..
Ниночка тихо смеялась и на ресницах её дрожали слезы.
Бабушка с испугом смотрела на неё.
– Какой маленький, какой маленький! – сквозь тихий смех повторяла Ниночка. – И, главное, чмокает как… Ты слышишь, бабушка, слышишь?..
И вдруг она нагнулась к нему, взяла обеими руками, подняла, прижала к мокрому от слёз лицу и стала целовать, целовать, точно боясь, что у неё отнимут его.
Бабушка окончательно растерялась и не знала, что ей делать.
Пришла акушерка и сделала строгий выговор:
– Так нельзя обращаться с новорожденными. Молодые матери не слушаются, а потом винят докторов и акушерок.
Она взяла ребенка цепкими жилистыми руками и унесла его в другую комнату.
Ниночка не спорила: ей было так хорошо, совсем хорошо…
Поздно вечером бабушка пришла к Ниночке:
– Ты спишь?
– Засыпаю, бабушка.
– Вот что, завтра надо бы крестить его.
– Хорошо.
– Как назовём?
– Всё равно, бабушка, как хочешь.
– Завтра Николай – хочешь Николаем назовем?
– Хорошо. Пусть будет Коля… Это хорошо…
На следующий день младенца окрестили и назвали Николаем.
IV
Коле исполнилось два года. Ниночка первый раз повела его на гулянье на «липовый» бульвар. Там была большая круглая площадка, посыпанная крупным красным песком. В тёплые, солнечные дни на неё приходили дети со всего города.
Всю дорогу Ниночка несла его на руках. Коля умел ходить и даже бегал, смешно переваливаясь с одной ножки на другую, но очень скоро уставал и часто падал.
Дни стояли чудесные. Ясные, золотые дни поздней осени. Ниночка чувствовала себя такой молодой. Она отвыкла и от шума, и от простора. Точно в первый раз шла по улице: таким всё ей казалось новым.
Коля боялся. Он крепко обвил рукой её шею, не плакал, но пугливо прижимался к ней.
До бульвара было не далеко. Прошли узенький переулок, площадь, мост через реку. Восемь лет каждый день по этой дороге ходила она в гимназию. А на бульваре каждая скамейка ей знакома… на них просиживала все «пустые» уроки с подругами… Сколько пережито было под старыми липами во время экзаменов.
И воспоминания тоже кажутся Ниночки какими-то особенными. Ей жалко прошлого: такое оно светлое, милое, далёкое. И чужое оно ей, как будто бы всё это было с кем-то совсем другим.
Но задумываться не хочется. Мысли несутся быстро-быстро, как светлые облака по небу. И так хорошо на сердце. Столько солнца кругом. Небо синее-синее, радостно смотреть на него.
А вот и бульвар.
Здесь еще прекраснее. Дорожки устланы золотыми листьями, а чёрные стволы лип на солнце кажутся вылитыми из бронзы.
Коля перестал бояться, заглянул Ниночке в лицо и улыбнулся.
Он говорить не умеет, всего несколько слов, и те переиначивает по-своему, так что понимает их одна Ниночка. И за недостатком слов он объясняется руками: когда ему хорошо, он хватает ее за лицо, за глаза и губы. Но теперь и руки у него заняты и потому он болтает ножками и смеётся.
Вышли на площадку. Она, точно разноцветными астрами, усыпана ребятишками. Все скамейки заняты. Весь песок. Солнце яркое играет на голубых и красных платьицах. Шумно, но не как на улицах: нежней и тише.
Коля перестал смеяться, снова прижался к матери.
Обошли площадку и на самом конце нашли свободное место. Ниночка села и спустила Колю на песок. Он не отходил, осматривался кругом.
Толстая няня погладила его по голове.
– Ваш сыночек?
– Мой, – ответила Ниночка.
– Как звать?
– Колей.
– Говорит?
– Нет ещё.
Толстая няня подозвала маленькую девочку в голубом платье и сказала ей:
– Поиграй с мальчиком. Поиграй, милая.
Девочка бойко подошла к Коле и взяла его за руку. Коля посмотрел на Ниночку, на няню, на девочку и, смешно переваливаясь, пошел за ней.