Матери
Шрифт:
Хейли усмехнулась. У Линдси был талант смешить ее при любых обстоятельствах.
– Ладно, – продолжила Линдси, – давай договоримся: ты перестанешь киснуть и переведешь дух, а я сделаю тебе крепкого чаю со льдом, чтобы ты сняла напряжение.
– Как хочешь, – сказала Хейли, вытирая выступившие на лбу капли пота.
Линдси подмигнула ей и ушла в дом. Хейли устроилась лицом к бассейну, с видом на широкие цветочные клумбы, располагавшиеся в глубине сада.
Усталость не замедлила сказаться. Хейли на мгновение закрыла глаза, услышав рокот газонокосилки вдалеке,
Женщина жаловалась на трещины в стене; то была рыжеволосая дама на велосипеде – теперь Хейли отчетливо видела ее, – с птицей на плече, она крутила педали, оставаясь, однако, на одном месте, и подавала ей какие-то знаки рукой, рот у нее был широко открыт.
Вдруг птица превратилась в клоуна в ярко-синем колпаке и сунула голову в песок.
Она содрогалась всем телом, а на спине у нее теперь торчала пара больших черных крыльев.
Хейли приоткрыла глаза – видение тотчас растворилось в ослепительном солнечном свете. Но усталость снова погрузила ее в глубины бесконечной неги.
Она ступала по широкому песчаному берегу, простиравшемуся насколько хватало глаз, и казалось, будто весь мир и есть этот бескрайний пляж.
А в сотнях метров поодаль сверкал океан под громадным стареющим светилом. Хейли слышала плеск волн, бившихся о берег, хотя с того места, где она находилась, вода казалась совершенно спокойной.
Лицом к океану сидела еще одна женщина. На ней было платье из плотной ткани, хлопавшее на ветру, и она стенала от боли перед неоглядной просоленной далью. Хейли подошла к ней и вдруг поняла, что та рожает, одна-одинешенька, всеми брошенная, а потом она увидела, как у роженицы между ног сочится темная вязкая жижа, которая, змеясь ручейком, течет по песку в сторону вспененной воды.
Вот уже показалась головка младенца, казавшаяся жгуче-красной по сравнению с обжимавшей ее дряблой плотью. Преодолевая отвращение, Хейли помогла несчастной разрешиться.
Хейли осторожно поднялась с младенцем на руках, стараясь его не уронить. И, не оглядываясь на мать, направилась к океану, ступая по глубокому, сырому, почерневшему от крови песку; она все шла и шла навстречу морскому простору…
– Хейли!
Линдси протянула ей стакан чаю со льдом; она стояла против света, и лицо ее казалось мрачным.
Бритоголовый малый нырнул рядом с ними в бассейн, обдав их фонтаном холодных брызг.
– Хочет произвести на нас впечатление, – прошептала Линдси, опускаясь на колени на плиточный пол. – Он неплох в постели, хотя нельзя сказать, чтоб уж совсем хорош.
– В общем, в твоем вкусе, – заметила Хейли, поднося стакан к губам. – Ладно, пора в дорогу, пока есть силы, иначе я так и не соберусь.
– Ты уверена?
– Да, не волнуйся, – сказала Хейли, поднимаясь. – Я не настолько устала, чтобы угодить в кювет.
Линдси проводила подругу до машины и, едва та села за руль, бросила ей круглый пластиковый пакетик с кокаином.
– Это чтоб ты не умерла с тоски в первый же вечер в той дыре, – со смехом пояснила она.
– И то верно, может пригодиться, – сказала Хейли, засовывая пакетик в карман джинсов.
Линдси приставила указательный палец к виску, делая вид, что стреляет себе в голову из пистолета, и небрежной походкой направилась обратно к дому. Хейли смотрела подруге вслед, пока за ней не захлопнулась дверь.
Теперь нужно было избавиться от тягостных мыслей. Поездка была для Хейли благословением. А окунуться в дрязги она еще успеет – по возвращении.
Через четыре часа она уже будет у тетушки.
Через четыре часа она найдет способ не думать обо всем, что ей так хотелось забыть.
Норма
Платье – просто загляденье! Настоящая розовая атласная мечта.
Норма Хьюитт сняла его с витрины и в неописуемом восхищении повернулась к дочери, опиравшейся на стопку одежды и посасывавшей карамельку. Не обращая внимания на ее недовольную мину, она протянула ей платье и знаком показала пройти в кабинку, чтобы примерить его.
Без всяких возражений.
Они уже целый час бегали по магазинам, высматривая самое подходящее платье, вроде того, что она представляла. Им оставалось прикупить кое-что из косметики, а потом можно было сосредоточиться на главном.
Хлопоты, споры, улыбки.
Норма в нетерпении отдернула шторку. На первый взгляд платье казалось узковатым в бедрах – впрочем, ничего страшного: расставить в двух-трех местах – и готово. Главное – не надо укорачивать. Синди превратилась в настоящую сладкоежку, однако формы у нее пока еще не очень выделялись.
– Ну как, нравится? – спросила Норма, проведя рукой по дивным белокурым волосам дочери.
Платье было дороговатым – на такую цену она не рассчитывала, хотя, в сущности, это ее не очень волновало. Синди будет в нем великолепна, остальное – пустяки.
– Ладно, скорее переодевайся, голубушка, нам надо поторапливаться, – сказала Норма, задергивая шторку.
Другие покупатели разглядывали товары равнодушно, так, словно просто пришли убить время и охладиться под кондиционером. Норма вздохнула, вспоминая, что им еще осталось сделать, прежде чем вернуться домой: следовало отвести Синди на танцы, потом докупить еще кое-что в супермаркете и заглянуть в парикмахерскую. Последнее время Норме редко выпадали минуты, когда можно было хоть немного позаботиться о дочери…
Норма пристально всмотрелась в висевшее на стене большое зеркало. Лицо бесцветное, длинные пряди спутались, кожа бледная, как будто после гриппа. Надо бы навести красоту, перед тем как везти Синди в Талсу, иначе судьи не поверят, что она ее родная дочь. Надо попросить парикмахершу в Канзас-Сити, чтобы сделала ей челку, – пусть будет хоть какая-то перемена в облике. А еще хорошо бы немного осветлить волосы, чтобы больше походить на Синди.
Наконец дочка вышла из примерочной, волоча новый наряд по полу. Норма резко схватила ее за руку, вырвала, чертыхаясь, платье и направилась к кассе.