Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Жил-был вятский мужик Меренька. Родителей Меренька рано схоронил и остался один-одинешенек. Лежит он день и ночь на печи и все думает, как тяжко ему да тоскливо жить на белом свете. А пока думал, корова во дворе от голода изревелась, конь все ясельки изгрыз, курочки, так те совсем легонькие сделались, поднялись на крыло и улетели. Однажды Меренька слез с печи и надумал хозяйством заняться. Коровенку, чтобы не пасти, за баню затащил, где трава по пояс выдурила, коня на волю отпустил, забрал последнее яичко из курятника и снова на печь. Давно время
Вот едет он по лесу, а навстречу ему красна девица идет. Белая коса на груди лежит, до самой земли достает, глаза ровно небо, глянешь — дух захватывает, а статью-то лебедь, да и только. Идет — земли не касается, рукою взмахнет — того и гляди, взлетит. Но одежа на ней — не лучше, чем у Мереньки: сарафан в заплатах, рубаха поизношена, как ситечко просвечивает.
— Чья-от будешь? — спрашивает Меренька, а сам глаз отвести не может. — И куда босая-то идешь?
— Сиротина я, — отвечает девица, — хожу по свету — горе мыкаю.
— Я тоже сирота, — говорит Меренька. — А зовут-то тебя как?
— Светлицей.
— Больно имечко чудное!.. Поехали со мной?
Поехали они вместе. Меренька выбрал подходящее дерево и стал его рубить. А топоришко у него тупой был, хоть садись на него и до Москвы катись. Тюкал-тюкал Меренька, нарубил горсть щепок и перестал.
— Топор-от поточить бы, — говорит он, — ловчей бы дело пошло.
Взяла Светлица топор, и не успел Меренька оглянуться, как она дерево-то уже и срубила, потом на полешки расколола и в сани сложила. На вид-то она тоненькая, а проворная оказалась — Меренька диву дался. Приехали они в избу. Светлица печь затопила, воды нагрела и давай стирать, мыть да чистить все кругом. Корову подоила, соломки коню дала, а то он уж ворота съел и за стены принялся.
Вечером Светлица зажгла лучину, достала откуда-то иголку с ниткой и говорит Мереньке:
— Снимай портки, заштопаю.
Меренька залез на горячую печь, отдал портки, а сам лежит, смотрит, как Светлица заплаты ставит, и думает: «Вот заштопает она портки, надену и скажу, чтоб замуж за меня выходила. Податься ей некуда, а кто ее возьмет еще, сиротину-бесприданницу?»
Надел он портки и говорит:
— Выходи за меня замуж?
Она опять этак покорно головку свою опустила и руками косу перебирает.
— Согласная я…
И зажили они вдвоем, да не надолго. Вскорости Светлица первенца Мереньке родила — Улыбой назвали. А там пошло: что ни год — то прибавление, и все парнишки, белоголовенькие, синеглазые. Светлица как с зарею встанет, за день и присесть некогда. То на пашне ломит, то сено косит, то по дрова в лес поедет. Рученьки-ноженьки гудят, а не видно никому. Какая гулянка случится — Светлица и здесь первая. Если песню запоет — народ-то вокруг будто онемеет: слыхом не слыхивали песен таких. Не жалостные они, однако же бабьи глаза пеленой затягивает, мужики вздыхают, а потом ходят как чумные. Плясать пойдет — каблучками пола
— Экую красу Меренька взял, — стали говорить в народе. — Не гляди, что дрокомеля.
Меренька же грудь колесом и видеть никого не желает. А так все больше на печи лежит и думку свою думает, словно сахарную головку во рту держит. Парнишки-то по нему ползают, спину да пятки чешут, приговаривают:
— Тятенька наш, тятенька!
Поглядит Меренька на детишек и совсем растает:
— Экое диво, робенки-от мои! Ликом-то все на меня похожи!
— Вылитые, — соглашается Светлица, а сама глядит в сторону и улыбается, — похожи, как колоски на зернышко.
Настало время, когда в Меренькиной избенке совсем тесно сделалось, да и прохудилась она — ветер свищет.
— Надо бы избу новую поставить, — говорит однажды Светлица. — Пойдем, Меренька, лес рубить.
А Меренька давно заметил: как дождик пойдет на улице, так на печи сыро. Слез он, запряг коня, топоришко нашел — в лес собрался.
— Ты за братишками присматривай, — наказывает Светлица старшенькому Улыбе, — со двора их не пускай. Не ровен час — медведь набредет да утащит.
Избушка Меренькина на самом краю стояла, у леса, и медведи частенько наведывались. То курочку утащат, то корову напугают, а то и в овин залезут да снопы молотят. Улыбе-то к тому времени десятый годок пошел, большой уже парнишка, смышленый.
— Я, — говорит, — за братишками пригляжу. А коли медведюшка придет — вилами его.
Поехали Меренька со Светлицей в лес. Долго ехали, пока хорошего леса не нашли. Взял Меренька топор и начал дерево рубить. Уж он всяко махал да стучал, руки себе напрочь отвертел, а лесина стоит как стояла.
— Топор-от поточить бы, — говорит Меренька, — дело б иначе пошло.
— Дай-ко я попробую, — сказала Светлица, — авось у меня получится.
Не успел Меренька глазом моргнуть, а уж первое дерево на землю упало. За ним второе да третье. Дивится Меренька, затылок чешет:
— Экая проворная ты у меня! Ну, ты руби, а я отдохну маленько, притомился что-то…
Лег Меренька под дерево, любуется на свою женушку, радуется: не побрезговал, взял сиротину бездомную — вот оно и окупилось сторицей. В доме достаток, парнишки — загляденье одно, а уж о самой Светлице речи нет.
Теперь еще избу новую срублю, думает, и совсем хорошо будет.
Тем часом щепочка-то отскочила и прямо Мереньке в глаз.
— Ты потише! — осердился он. — Так и без глазу оставишь!
— Не кривись, Меренюшка, — покорно отвечает Светлица, — нечаянно я…
Задремал Меренька и слышит: топор все тише и тише стучит, однако деревья чаще падать стали. А потом и вовсе стук прекратился, и только лесины, слышно, о землю ухают. Долго ль, коротко ль спал Меренька, но когда проснулся — глядь: а лесу навалено! Три избы построить хватит. Поначалу-то деревья рубленные лежат, а дальше — с корнями повыдернутые. Светлицы же не видно нигде. «Эко баба разошлась, — думает Меренька, — отколь силы берутся!» Встал он, потянулся — да и обмер весь. Медведь по лесосеке ходит и этак шутя деревья валит. Опомнился Меренька, одним духом на сосну влез и кричит оттуда.